С еще бóльшим восторгом смотрел мальчик на приготовления к состязаниям. Уже были вывешены гербовые щиты рыцарей, вызвавшихся участвовать в большом турнире. Соревноваться собирались также стрелки из арбалета. Алазар, гордившийся своим превосходным арабским арбалетом, тут же решил принять участие в соревнованиях. С детским любопытством постоял он и у той ограды, за которой находились быки, предназначенные для боев.

Пир в честь дона Педро состоялся в королевском замке, в том кастильо, от которого произошло название страны Кастилии. Здание было старинное, строгое и несколько голое. Полы устлали мягкими коврами, лестницы усыпали розами. Стены были завешены гобеленами, изображавшими баталии и охотничьи сцены, – донья Леонор распорядилась доставить их из французских краев, милых ее сердцу. И все же сквозь веселые декорации по-прежнему проступал серьезный, суровый характер замка-крепости.

В огромных покоях расставили длинные столы и маленькие столики, и во дворе замка тоже. Арагонский принц прибыл со своим альфакимом, доном Иосифом ибн Эзрой, которого вместе с «куманьком», Иегудой ибн Эзрой, усадили за стол во дворе. Место было не самое почетное, но при таких пышных празднествах разместить гостей за столом по чинам – непростая задача.

Город Бургос славился своей неласковой погодой – даже сейчас, в июне, во дворе замка было неуютно и холодно, жаровни с углем давали мало тепла, и в течение всего пира еврейские вельможи думали о том, что сидеть внутри замка удобнее и приятнее. Но они даже друг перед другом делали вид, будто нисколько не обижены, и оживленно беседовали о тех отрадных возможностях, какие открываются благодаря примирению Кастилии с Арагоном: обмениваться товарами станет проще и хозяйство тоже пойдет на подъем.

Беседуя с доном Иосифом, Иегуда поглядывал на дочь, сидевшую напротив. Девушка-умница, наверное, заметила, что молодой арагонец, которого посадили за стол рядом с ней, явно происходит из второсортного дворянства, но, похоже, ей с ним не скучно. Алазар тоже весело болтал, сидя за отдельным столом вместе с другими подростками.

Покончив с трапезой, все собрались в большом внутреннем покое замка. Вдоль стен были сооружены возвышения. На них, за невысокими балюстрадами, сидели дамы, а кавалеры беседовали с ними, стоя внизу. Донью Ракель усадили во второй ряд – иногда ее трудно было рассмотреть за дамами, сидевшими впереди. Дон Гарсеран обратил на нее внимание короля. Другие молодые придворные уже рассказывали дону Альфонсо, что дочь еврея – весьма примечательная, живая и умная девушка, и королю стало любопытно на нее поглядеть. Дон Гарсеран указал ему на донью Ракель, когда они стояли довольно далеко от девушки, но зоркому оку короля достаточно было беглого взгляда, чтобы в точности различить ее черты. Шапочка с низко опущенными полями обрамляла худенькое матово-смуглое лицо, казавшееся совсем детским; глубокий вырез лифа, опушенного мехом, оттенял девичью грудь и нежную шею.

– Что ж, – сказал Альфонсо, – очень недурна.

Донья Леонор была хорошей хозяйкой, она давно заметила, что дону Иегуде не оказывают того почтения, какое приличествует королевскому эскривано. Через пажа она попросила его подойти ближе и, как водится, учтиво поинтересовалась, нравится ли ему празднество и всем ли он доволен. Затем она пожелала, чтобы эскривано представил ей своих детей.

Донья Ракель с нескрываемым любопытством смотрела прямо в лицо королеве, и донью Леонор слегка рассердило, что еврейка нимало не смутилась перед своей королевой. Пожалуй, и кружева на ее корсаже чересчур изысканны, и платье из зеленого дамаста чересчур дорого для молоденькой девушки. Но донья Леонор была хозяйкой замка, она соблюдала все правила учтивости, а потому обошлась с девушкой приветливо, больше того, она намекнула дону Альфонсо, что неплохо бы ему самому сказать несколько добрых слов детям министра.