В присутствии этой умной женщины Иегуда ощутил в груди прилив мужества.

– Если твое величество даст мне дозволение, я отправлюсь в Сарагосу и попытаюсь смягчить сердце короля, – предложил он. – Недавно, когда я был у него в лагере, он любезно склонил ко мне свой слух.

– С тех пор обстоятельства переменились, – сказала донья Леонор.

Дон Иегуда осторожно намекнул:

– Конечно, явиться к нему с пустыми руками я не могу.

– А с чем к нему можно было бы явиться? – спросила Леонор.

– Быть может, – еще деликатнее заметил Иегуда, – удастся убедить дона Альфонсо отказаться от весьма спорных сюзеренных притязаний.

– Сюзеренные права Кастилии неоспоримы, – холодно ответила донья Леонор. – Тогда лучше война!

При этих словах она смерила Иегуду таким отчужденным, презрительным взглядом, что он понял: она и король – люди одной закваски. Она тоже ни за что на свете не отказалась бы от пустого, нелепого рыцарского титула «сюзерен». Разумно взвешивать обстоятельства и действовать сообразно с ними – в ее глазах тоже торгашество.

Когда Иегуда наконец был допущен к дону Альфонсо, тот язвительно заметил:

– Ну вот, мой эскривано, ты проявил усердие и изобретательность, обстряпав в Сарагосе и в лагере под Тулузой разные хитрые сделки. Теперь видишь, чего они стоят. Удачи ты мне не принес. Постарайся хоть здесь принести какую-то пользу, дон Иегуда, и раздобудь мне денег. Опасаюсь, что нам потребуется очень много денег.

Дон Альфонсо созвал на совет своих рыцарей. Военное ремесло он знал в совершенстве и теперь стремился нанести врагу как можно больший урон. Он ясно видел, что все преимущества на стороне противника, но надежда его не покидала. Он рыцарь-христианин, и он вверяет себя Господу Богу, который не попустит, чтобы погиб его верный слуга Альфонсо Кастильский.


И Господь сторицей вознаградил его веру. Дон Раймундес Арагонский внезапно умер в возрасте пятидесяти семи лет, будучи еще крепким мужчиной, одержав свои лучшие победы в Провансе. Господь поразил его в сердце, и король скончал дни свои, так и не успев навредить племяннику.

Сложное положение, в какое угодил дон Альфонсо, неожиданно выправилось. Наследник арагонского престола, семнадцатилетний инфант дон Педро, совсем не походил на своего отца. Дон Раймундес расширил пределы своего королевства, действуя как мудрый политик: он хитростью приобрел владения в Провансе, а военную силу применял только тогда, когда был уверен в победе; он безропотно смирял собственное самолюбие перед своими грандами, если так удобнее было вытряхнуть из них деньги или заставить служить себе. Юному дону Педро все это казалось уловками, недостойными рыцаря, напротив, в своем кастильском кузене он, подобно многим, видел идеал рыцаря-христианина. Можно было не опасаться, что он выступит в поход против дона Альфонсо.

«Сам Господь защищает меня!» – с ликованием объявил Альфонсо своей королеве. А Иегуде он хвастливо сказал: «Ну вот видишь! А ты еще сомневался!»

Донья Леонор молча улыбалась, глядя на его необузданное веселье. Ей всегда хотелось упрочить союз Кастилии с Арагоном, и хоть королева ни в коем случае не отступилась бы от притязаний Кастилии на сюзеренство, она всеми силами старалась сделать так, чтобы это не привело к новым раздорам.

От своего отца-короля, как и от своей матушки-королевы, донья Леонор унаследовала вполне достаточно политической мудрости, чтобы ясно понимать: сама по себе Кастилия никогда не станет такой же сильной державой, как Священная Римская империя, Английское королевство, Французское королевство. В былые времена Кастилия и Арагон уже объединялись, и тогда монарх, венчанный обеими коронами, с полным правом именовал себя императором всей Испании. Раздор между королями Раймундесом и Альфонсо крайне угнетал донью Леонор. Теперь она хотела положить конец этому спору и связать обе страны новыми, крепкими узами.