В воде оказалась не одна медуза, а целая армия этих созданий. Это были волосистые цианеи, их щупальца могут достигать 1,8 метра в длину, а весить они могут до 25 килограммов. Впрочем, щупальца медуз и раньше много раз били меня по лицу, но эти были какими-то другими. Я пытался плыть дальше, несмотря на их укусы, однако все еще чувствовал жжение в носу и на щеках.

Через два часа боль стала невыносимой. Мне казалось, что кто-то прижимает к моему лицу раскаленную кочергу, которая впивается в плоть с такой силой, что я чувствую, как с каждым километром множатся волдыри.

Через два с половиной часа боль стала парализующей. Я понял, что больше не контролирую левую сторону лица, поскольку токсины от укусов медуз просочились в мою кожу, вызывая самую болезненную форму паралича, которую я когда-либо испытывал. Больше не владея своим ртом, я пускал слюни, но, к счастью, все еще не тонул.

Через два часа и сорок пять минут боль стала ослепляющей. Паралич распространился на глаза, и теперь слезы наполняли мои защитные очки, ухудшая видимость. Пытаясь поправить очки в середине гребка, я быстро обнаружил, что этот последний укус медузы так сильно обжег мое лицо, что глазницы воспалились, а прилегание очков к лицу больше не давало водонепроницаемости.

– Продолжай плыть! – крикнул Мэтт с лодки.

Обладая сорокалетним опытом хождения под парусом, он лучше, чем кто-либо другой, знал, что мы всё еще находимся в опасной близости к одному из самых больших и смертоносных водоворотов в мире.

Поскольку мое зрение все больше ухудшалось из-за слез и соленой воды, я почти ослеп – в море, не чувствуя направления, – поэтому в отчаянии надвинул защитные очки на лицо. Каким-то образом (с трудом) снова закрепив водонепроницаемое уплотнение на ободах, я немного восстановил зрение и смог плыть в направлении, куда мне указал Мэтт.

Через три часа я понял: боль того стоила. Будильник никогда еще не звучал так сладко, сигнализируя о том, что я выплыл из водоворота. Но у меня не было времени радоваться, и я сразу же сполна ощутил боль от укусов медуз, которая теперь терзала мое лицо, шею и руки.

– Меня ужалила медуза! – крикнул я команде.

Тэз бросился к борту лодки, чтобы оценить ситуацию.

– Моя кожа все еще горит, – пожаловался я, морщась от боли.

Пока Мэтт сосредоточился на том, чтобы строго придерживаться курса в опасных водах, Тэз посмотрел на мое лицо и сразу понял, в чем дело.

– Да, я знаю. Вижу щупальце на твоем лице, – проговорил он, теперь тоже заметно поморщившись.

Невероятно, но я плыл со ЩУПАЛЬЦЕМ МЕДУЗЫ НА ЛИЦЕ на протяжении всего Корриврекана.

Я отцепил жирное, толстое, ядовитое щупальце, которое каким-то образом пролезло сквозь ремешок очков и обхватило мое лицо, и испытал мгновенное облегчение, когда резкий шотландский ветер охладил мою кожу. Теперь, когда я был свободен и мог продолжать плавание, я преодолел еще пять километров, прежде чем вырвался из лап Корриврекана.

Забравшись в лодку, я рухнул на палубу, морально и физически истощенный. Теперь я понял, что правила традиционного спорта здесь неприменимы. В этом диком, неосвоенном уголке Британии техника плавания не должна быть ограничивающим фактором. Битвы, подобные этой, можно было выиграть или проиграть в зависимости от способности человека собрать все имеющиеся в его арсенале физические и умственные силы и преодолеть хроническую, изнуряющую усталость.

В ту ночь я понял, что это было гораздо больше, чем просто плавание, – это была форма экстремального исследования искусства жизнестойкости.

Сейчас 13 августа 2018 года, 7:45, и мы (все еще) находимся среди Внутренних Гебридских островов Шотландии.