И Шленский и Альтерман оживили иврит. Их стихи – это иврит, который люди используют ежедневно в быту, на улице, словом – в общении. Этой традиции следует и Александр Пэнн, стихи которого положили начало израильской эстраде. Стихи Пэнна очень мелодичные, они легко ложатся на музыку. Такие его стихотворения, как «Земля моя, земля» или «Песня пьяницы» навсегда стали классикой ивритской эстрадной песни.

Так, вместе со своим другом и впоследствии соперником Авраамом Шленским, Пэнн стал одним из создателей нового жанра в молодой поэзии зарождающейся культуры – ивритского шансона. Но этим вклад Пэнна в развитие молодой ивритской культуры не ограничивается.

Он становится одним из создателей израильского кинематографа, приняв активное участие в создании первой в Израиле киностудии «Моледет» (Родина), совместно с режиссёром и продюсером Натаном Аксельродом (1905 – 1987 гг.).

Также он ведёт рифмованную колонку, посвящённую самым злободневным темам в главной газете еврейского анклава в Палестине того времени «Давар» и одновременно является членом репертуарной комиссии театра «Габима» (Сцена), созданного выходцами из России. Его песни исполняются в первом звуковом фильме на иврите «Зоаарец», воспевающем поселенческую деятельность сионистов в Палестине (режиссёр Барух Агадати). Перед Пэнном открываются перспективы блестящей карьеры, но он жертвует ими во имя собственных убеждений. Именно в это время формируются политические взгляды Пэнна как убеждённого коммуниста.

Он решительно отвергает усиливающуюся между евреями и арабами вражду. В его знаменитой поэме «Ханаан», написанной в 1931 году, есть и такие строки:

«И кто вражду в нас растравил?

И братья мы не по крови ли —

Ты, Исаак, ты, Исмаил

Что землю потом здесь поили?

И кто вражду в нас растравил?

И братья мы не по крови ли?

Подобно Владимиру Маяковскому – своему учителю и кумиру, он становится трибуном ивритской поэзии. «Я пожертвовал красотой ради сути, – пишет он, – и посвятил свою поэзию активной борьбе, служению делу социализма и мира во всём мире». Он пожертвовал не только красотой формы, но и многим другим – карьерой и многими социальными благами, которые, казалось, сами шли к нему. Но он их отверг ради своих убеждений.

В то время многим в еврейском анклаве Палестины импонировали идеи Муссолини и Франко о сильном национальном государстве. Пэнн был первым среди ивритских поэтов, кто начал обличать уродливую сущность фашизма и войны – например, в поэме «Испания на костре».

Пэнн не делит своих соотечественников – евреев и арабов – на своих и чужих. Убеждённый антифашист, в своих стихах и поэмах он клеймит войну, социальную несправедливость и национализм. В поэме «Мир в осаде» (1942 год), которую Пэнн называет «Поэма об измене и верности», он клеймит малодушие тех, кто из-за трусости или корыстных интересов предали мир и привели к власти нацистов:

«Правому реформистскому рабочему движению в Европе, которое своим предательством (до и после Мюнхенского соглашения) прямо и косвенно способствовало возникновению и упрочению национал – фашизма,

Словом жадным хочу рассказать я,

Словом высохшим, жаждущим хлеба,

Рассказать о потерянном брате.

Об утратившем землю и небо.

Верный – изредка, чаще – предатель!

Спотыкался и ползал он слепо,

И о нём, не достойном проклятья,

Словом высохшим, жаждущим хлеба,

Словом жадным хочу рассказать я!».

Вражде и социальной несправедливости он противопоставляет свои идеалы:

«Тебя провижу я в цвету,

В расцвете дружбы и богатства:

Осуществлённую мечту —

Народов равенство и братство!

Тебя провижу я в цвету,