Гроус двумя пальцами заставил черные папки проскользить по столу к Алионе.

– Вот наши дела. Их можете изучить сейчас и задать вопросы, если что-то непонятно.

Алиона приняла их, в то же время с досадой вздыхая:

– Жаль, что Ливингстон не захотел передать артефакт добровольно. Я понимаю необходимость этой кражи. Однако это все же неправильно. Как бы было замечательно найти другой выход…

 Гроус сердито сжал губы, а затем хладнокровно ответил:

– Я готов выслушать ваши рассуждения об аморальности наших планов, когда флот Южных Морей войдет в гавань Фентерры и разбомбит пару деревень, чтобы занять острова.

Алиона сглотнула. Хотелось бы ей быть чуть более циничной, как Гроус. Не испытывать таких мук совести.

Не желая сдаваться, она заметила:

– Может, все-таки удастся убедить Хранителя? Одно дело – визиты дипломатов. Другое – мы. Может, получится подружиться с ним и договориться о передаче артефакта.

– Подумайте, о ком вы печетесь. Стал бы хороший человек так безразлично относиться к судьбам даже не сотен, тысяч людей?

 Не найдя, что возразить, Алиона снова обратила свое внимание на папки в руках. Она с интересом открыла сначала первую, потом вторую.

– Вы будете моим отцом? – воскликнула она и рассмеялась, что скорее было вызвано смятением, чем настоящим весельем.

Данни, явно из любопытства, привстал, но мрачный взгляд хозяина дома заставил его опуститься обратно в кресло.

– В глазах Хранителя я не должен представлять никакой опасности для ваших отношений, – заметил Гроус в ответ на ее замешательство.

 Алиона взглянула на него, удивленно подняв брови.

– Просто… вы же старше меня всего на десять лет.

– Внимательнее посмотрите дела. Мы накинули четыре года мне, отняли столько же у вас. И вот вы юная, но уже совершеннолетняя дочь все еще молодого отца.

– Но почему вы не можете быть моим братом?

– Вы ведь не хотите на самом деле делать то, во что мы заставим Ливингстона поверить?

Потерев лоб, Алиона попыталась понять, на что намекал Гроус: с чем таким не справится брат, что под силу отцу?

– Нам нужна помеха, – снизошел он до пояснений. – Фигура достаточно внушительная, чтобы Ливингстон, очарованный вами, не спешил переходить к следующему этапу в отношениях. Вы под моей опекой, и я не позволю Хранителю даже поцеловать вас… если это не будет запланировано.

Любопытное уточнение.

Она старалась не смотреть в сторону Данни, чтобы не видеть его довольное лицо. Именно этим – чрезмерной защитой и контролем – занимались ее братья и настоящий отец. Только она решила, что останется, хотя бы на время, без их постоянного надзора, как на охранный пост вступил Гроус.

– Ну да… что ж, все выглядит вполне достоверно. Хороший план, господин Гроус.

– С этих пор можете называть меня только вымышленным именем, и только когда мы одни. Когда мы на людях, вы должны называть меня «папа».

 Собственные слова вызвали у него ухмылку. Сама Алиона готова была вновь расхохотаться, но горло отчего-то сжал спазм. Чувства, которые она испытала в свой четырнадцатый день рождения, вновь напомнили о себе.

Гроус обошел стол, чуть прошелся по комнате и застыл за спиной Алионы, что скоро стало нервировать ее. Она впилась взглядом в собственное дело, но, желая вернуть самообладание, отвлеклась и спросила:

– Не будет ли лучше, если я буду называть вас папой всегда?

Когда пауза затянулась, Алиона решила, что так и не услышит ответ. Однако Гроус все же сказал:

– Когда я буду обучать вас, ваше обращение ко мне как к отцу может быть неуместным, – голос его звучал равнодушно, будто речь шла об уроках математики.

 Алиона медленно кивнула. Данни вскочил на ноги, заслужив от сестры суровый взгляд.