Смена исторических обстоятельств отражается и на толкованиях. Если для ранних христиан образ зверя был неразрывно связан с Римом и римским императором, несмотря на то что не все императоры подвергали христиан жестоким гонениям, то в толкованиях испанского богослова Беата Лиебанского (VIII в.) мировым злом предстает уже не Рим, а Арабский халифат.

Почему? Заглянем в историю. К концу VII века халифат подчинил берберские королевства на алжирском и марокканском берегах и территории Северной Африки, которые были византийскими. Оттуда в 711 году берберо-арабская армия вторглась в вестготскую Испанию и к 718 году завоевала ее почти целиком. Дальше в Европу арабы не пошли (хотя около века спустя завоевали Сицилию) – территории Арабского халифата были огромными, простираясь от Атлантики до границы с Китаем, а при таких масштабах сохранять единство тяжело. Еще на примере Римской империи стало ясно, что завоевать территории гораздо легче, чем их удержать. Если арабы и хотели что-то завоевать, так это Константинополь, однако тут они терпели неудачи.

Арабские территории Испании получили название Аль-Андалус. В Аль-Андалус входила не вся Испания: арабам не удалось завладеть гористой северной кромкой полуострова, там в VIII–IX веках сохранялись разрозненные христианские королевства. Арабы сделали своим оплотом юг со столицей в римской Кордове, а не центральное плоскогорье вокруг прежней столицы, Толедо.

Территориальное деление Иберии

Ок. 1031 г. Отрисовка О. Бебутовой

Кордова стремительно росла и на пике своего расцвета в X веке хотя и ненадолго, но оказалась крупнейшим городом Европы. Однако, несмотря на все культурные и научные достижения мусульманского мира, христианским населением он воспринимался как экзистенциальная угроза – именно этим соображением руководствовались христианские государи, собирая крестовые походы. Мирное сосуществование различных верований казалось совершенно невозможным, мусульманский мир представлялся олицетворением зла, а мусульманские завоевания не предвещали ничего хорошего – точнее, предвещали конец всего сущего. Таким образом, символика Апокалипсиса в подобных реалиях приобрела иное значение, и в образе Вавилона теперь виделся не Рим, а Кордова.

Беат, как мы уже отмечали, был испанцем, он жил в бенедиктинском монастыре Святого Мартина Турского (впоследствии переименован в Санто-Торибио-де-Лиебана) и оказался непосредственным свидетелем завоевания Пиренейского полуострова. В своих комментариях он соотносил современную ему действительность с событиями Апокалипсиса, ожидая скорого конца света.

Монастырь Санто-Торибио-де-Лиебана, Испания

luisrsphoto / Shutterstock

Таким образом, мы видим, как толкователи Апокалипсиса применяют апокалиптические образы к себе и своему поколению. В кризисные периоды, переживая драматические события, катастрофы и бедствия, человечество неминуемо обращается к Апокалипсису в попытках истолковать обрушившиеся на его голову несчастья как знамения скорого конца света – будь то нашествие мусульман, средневековая чума, засухи и голод или правление тирана.