– Почему Агнесса назвала вашу обитель Ковчегом?
Тихоний затрепетал: наконец-то! И растерялся: доселе не проповедовал, лишь жадно впитывал речи преподобной матери. К сердцу пришлось: «Лучше три слова умом своим в наставление молвить, нежели многословием чужим утомить разум». И Тихоний решил объяснить Паскалю так, как сумеет, а Бог поведёт его.
Он пригласил ученика присесть на ящик.
– Погляди вокруг, – Тихоний обвёл лапами ойкумену. – От пруда до крайних выселок за собором – всё это мы называем Ковчег.
– За собором?! – недоумённо спросил Паскаль.
– За собором, – медленно повторил Тихоний. – Вот же, его отовсюду видно.
Мягкий свет окутывал колокольни по обе стороны центрального нефа. Собор поглядывал на мыша ободряюще, мол, не тушуйся, продолжай.
– Хорошо, пусть будет собор, – уступил Паскаль.
– В кельях живут братья и сёстры, – Тихоний коснулся своей тёмно-коричневой рясы. – А в деревне – миряне. Они покуда не наставлены в истинной вере. В деревню ходят монахи и проповедуют этим слепцам.
– А ты ходишь?
– Куда мне! – смутился Тихоний. – Душа горит от любви к святому Августину, да язык еле ворочается. Вместо слова живого выходит мёртвое. Нет Божьей искры! Бывает, проскочит мыслишка, кою пересказать мирянам, а на прополке уже позабуду. Скуден умом. Моё послушание – огород, вот и всё.
– Почему же ты не записываешь свои мысли? – поинтересовался Паскаль. – В свободную минуту обдумаешь как следует.
– Да я неграмотный, – виновато развёл лапами Тихоний. – У нас все неграмотные, за вычетом писцов. Когда Агнесса проповедует с кафедры, те за ней записывают. Брусний трудится над градуалом, дабы служить по чину. И вот знаешь ли…
Он замялся, решая, стоит ли выкладывать малознакомому мышу сокровенные мечты. Но тут же решился, ибо между учителем и учеником должно быть открытое сердце.
– Собирается монах в народ идти, проповедовать, мусолит в лапах листы из градуала, тщится заучить. Потом соберёт мирян – и давай бубнить. Разве есть у него хоть крошка силы преподобной Агнессы?! Разве может он своим щербатым ртом посеять хоть капельку веры?.. Они послушают да разойдутся, чтоб снова бранить жён, колотить детей и лопать варево. А вот представь себе Закон Божий! Строчки точно грядки, все по порядку. Что ни слово – то золото! – Он нахмурился и прошептал с тоской: – Сподобил бы меня Господь на подвиг, да куда мне сиволапому.
– Я совсем не Бог, но могу тебе помочь. – Паскаль пытливо разглядывал Тихония чудными глазами разного цвета, отчего тому делалось не по себе.
Разговор сам собой заглох. Наконец ученик прервал молчание:
– А всё-таки, почему вы называете монастырь и его окрестности Ковчегом?
– Как иначе! Ведь мир заживо гниёт в грехе, конец уж близок. А кто чает спасения, тот запирается в Ковчеге, чтобы по смерти пребывать с вечным Богом на небе. Самым достойным уготована лучшая участь – они могут вознестись, не дожидаясь конца света.
– Кажется, в лечебнице ты говорил о вознесении. – Паскаль наморщил шерсть на лбу. – Там ещё была монахиня. Сестра Юстина, правильно?
– Правильно, – улыбнулся Тихоний. – Юстина – всеобщая любимица. Добрая и заботливая. Помогает, даже если самой невмочь. Как она радовалась, когда мать Агнесса назвала её! Понимаешь, каждый день выбирают только одного. Большая честь!
– А что это такое – Вознесение?
– На вечерней заре все собираются у священного камня. В незапамятные времена святой Августин первый отправился к Богу как раз с того места. И с тех пор традиция живёт. – Он ласково улыбнулся ученику и добавил: – Терпение – добродетель. Сам всё увидишь. Так что да, наш монастырь – это Ковчег. Даже собор похож на корабль, ну, если посмотреть сверху.