- Здесь немного поуютней, хотя в аду не была, не знаю, - я тоже не был. Оказывается, утопленники из нашего посёлка попадают на остров «Проклятых»!
Я помню его по описанию, что видел у отчима, когда он в бумагах, что-то вычерчивал у себя в кабинете. За острозубым рифом, на карте виднелось нечто расплывчатое неправильной формы, выведенное тёмным карандашом, и мне подумалось, что это старый отпечаток от рюмки: разлившееся когда-то вино, расплылось и размазалось рваной бурой кляксой, да так и высохло. Возможно, кто-то из его команды неосмотрительно поставил рюмку или небольшую кружку, до краёв наполненную алкоголем, и испортил важный документ.
На мой вопрос про застолье на карте, Арно невесело рассмеялся,
- Этот отпечаток рюмки унёс жизнь многих моряков, в том числе и твоего отца, - я хотел сказать, что, Карло был мне таким же отцом, как и он сам, но передумал. Настоящего своего отца я никогда не видел, а если мама не сказала своему новому мужу, то и мне надо помалкивать…
***
Если серьёзно, то я считал Карло родным отцом до тех самых пор, пока не услышал, как они с матерью ругались, и в пылу гнева, тот сказал, что не слепой, я на него ни капли не похож. Что Кларисса нагулялась вволю с заезжими моряками, а потом уже беременная выскочила замуж, охмурив его, как дурочка.
Мне было тогда лет пять, я долго гляделся в зеркало, пытаясь понять, чем так уж сильно не похож на родителя, ничего криминального не разглядел, но запомнил. Мать клялась и божилась, что я - отцов сын, что это всё наветы завистников, но Карло не слушал. У них уже была Неола – копия обоих вместе взятых, к ней у отца претензий не было.
Смешней всего, что с возрастом я сам стал выискивать общие черты хотя бы с матерью и тоже не находил. Ужасно хотелось спросить: может, я вообще, подкидыш? Но язык не поворачивался, а получить утвердительный ответ, было ещё страшней…
***
- Я слышал, что сюда невозможно доплыть… – возвращаюсь в реальность.
- Как видишь, ничего невозможного нет, мы же здесь! – голос Индри звенит легко и весело, а моё горло, словно растрескавшаяся пустыня. Стыдно, неловко просить её о чём-либо, но она понятлива, поднимается от костра и идёт к зарослям, приподнимает широкий лист, под которым обнаруживается несколько половинок кокоса с выдолбленным дном,
- На, пей, - подаёт одну. Оказывается, она наполнена водой. Боже, какая вкусная! Чистая вода кажется мне сладкой, а может и вправду, слегка отдаёт кокосовым привкусом. Выпиваю залпом, Индри предлагает ещё, повторяю, и мир передо мной начинает играть новыми красками: разве это ад, когда тепло, зелено, всё в цветах, как в райских кущах, а передо мной прекрасная дева, позволившая утолить жажду и готовящая пищу богов.
- Спасибо, сестрёнка, - только и могу вымолвить, хотя и на это язык поворачивается с трудом. И не потому, что присох к нёбу, а потому что непривычно. Я всегда называл Индри цаплей. Как-то однажды услышал, что мать её так прозвала, и рад был стараться. Знал, что её это прозвище бесило ужасно, и наслаждался, дразня. А теперь не могу отвести глаз, она идеальна, а все те фигуристые кубышки, что считаются в нашей местности эталоном – маленькие толстухи.
- Смотри-ка, родственные чувства взыграли? – хмыкнула, будто уколола в сердце иглой, - не за что, братец.
Её лиса-собака настороженно молчит, но, не переставая скалит пасть, а я настолько устал, что еле держусь на ногах,
- Можно мне поспать рядом с твоим костром? Завтра поищу для себя, какое-нибудь место, чтобы не мешать, но сегодня просто нет сил, - Индри вместо того, чтобы ответить, всерьёз советуется со своей косматой подругой,