Людей в зале было очень много. Они стояли тесным кольцом вокруг постамента, на котором, как можно было догадаться, возлежал гроб с усопшим.

Отца, Артёма, Жанну Валерьевну она не видела. Их, видимо, загораживали чужие спины. И хорошо. Если она не видит отца, то, значит, и он её не видит.

Прощальную церемонию вёл почему-то священнослужитель, что немного удивило Алёну – ни за отцом, ни за Жанной Валерьевной, ни за остальными членами семейства особой религиозности она не замечала. Более того, отец всегда весьма категорично отстаивал свои атеистические убеждения, когда заходила речь о небоустройстве. Впрочем, то могла быть воля покойного, а с покойными не спорят.

Священнослужитель призвал родных не горевать, ибо это эгоизм, а наоборот порадоваться тому, что усопший отправился в лучший мир.

Потом предложили попрощаться с Валерием Тимофеевичем – толпа зашевелилась, люди цепочкой по очереди подходили к гробу, возлагали цветы к изножью, некоторые касались губами воскового лба покойника, и отходили, скорбя.

Алёна приблизилась, положила розы и сразу ушла, слившись с толпой уже простившихся.

Перед зданием выстроились рядком автомобили и микроавтобусы с траурными логотипами. Она узнала отцовские машины, но, следуя за группкой людей, села в один из автобусов.

Ждали минут тридцать, когда рассядутся по машинам остальные, только потом тронулись. Ещё столько же добирались до Смоленского кладбища, затем длинным кортежем проехали через кованные ворота.

Люди выходили из машин и микроавтобусов, пристраивались к каким-то знакомым, сбивались в группы. В такой толпе она не сразу нашла отца. Кивнула ему, он в ответ подал какой-то знак – вроде как, давай поговорим позже.

Она гадать не стала, просто отвернулась. Подумала, что нужно бы подойти к Жанне Валерьевне, выразить соболезнования, но ту окружали плотным кольцом многочисленные родственники и близкие друзья. Не протиснуться… И вдруг она напоролась на чей-то пристальный взгляд.

Ещё и осознать ничего не успела, но сердце уже судорожно сжалось, на долгую секунду замерло, а потом замолотило неистово, как безумное, посылая лихорадочную дрожь по всему телу. Господи, Максим!

Он стоял рядом с другими родственниками Жанны Валерьевны. Его время от времени кто-то звал, дёргал, но даже отвлёкшись на миг, он снова и снова впивался в неё взглядом.

Алёна и сама не могла оторвать глаза, жадно впитывая каждую чёрточку, каждую деталь, узнавая и не узнавая его. Как он возмужал! Как вытянулся! И волосы стали как будто темнее. А вот взгляд всё такой же тяжёлый и вместе с тем проникающий в душу.

Как он здесь оказался? Хотя понятно – дедушка же… Но когда приехал? Почему отец ничего не сказал? И сам он… даже не сообщил. А ведь мог бы...

Впрочем, кто она ему? Никто. Вот потому и не сообщил. Только зачем сейчас так смотрит, что внутри всё переворачивается?

Но какой же нелепой и горькой получилась эта встреча, о которой она когда-то столько мечтала! Представляла себе разные обстоятельства, рисовала в воображении ситуации, а получилось в скорбный час, среди могил…

Его опять окликнул кто-то из родственников, раз, другой. Максим отозвался не сразу, но когда отвернулся, она хоть выдохнуть смогла, а то ведь не дышала. Стояла, замерев каменным изваянием, хотя внутри как будто шторм бушевал  – рвал сердце, оголял нервы, выжигал душу.

Она ушла. Сбежала, пока он отвернулся, не видел, не смотрел. Пока он окончательно не парализовал её этим своим взглядом. И пока она ещё могла справиться с собой…

5. 5

Мать звонила всё воскресенье, но Максим забыл дома телефон, а ночевать уехал к Инге, подруге. Так что новость о том, что с дедом беда, узнал только в понедельник вечером, когда наконец вернулся к себе.