И это хорошо, потому что «пятьсот двадцатая обитель», как именовал её Денис, выглядела очень аскетично. Четыре койки с панцирными сетками, поставленные в два яруса, засаленные обои, облупившиеся тумбочки, драный линолеум.

– Ладно, обживайся, – Денис сгрудил сумки и пакеты у входа. – Моя комната в конце коридора, возле душевой. Захочешь чаю – велкам. Пацаны своё барахло сдали на лето на склад, чтоб абитура не расхристала. Так что, если вдруг что понадобится, обращайся.

Он подмигнул и вышел, но через секунду дверь опять открылась. Сам не стал входить, только голову всунул:

– А ещё у меня телик есть. Имей в виду.

Снова подмигнул и снова вышел, теперь уже, наверное, с концами.

На Алёну вдруг навалилась отупляющая хандра. Час, наверное, она просидела на стуле мешком, не двигаясь, глядя в одну точку.

Утром её здорово подстёгивала злость. Затем Яковлев с его весёлым трёпом худо-бедно отвлекал от тоскливых мыслей. Теперь же накатило… Ведь, ни много ни мало, мир её рухнул. Как с этим жить?

Денис ещё пару раз забегал, интересовался, не нужно ли чего. Принёс печенье и шоколадку. Потом сообщил, что уходит по делам, будет поздно, словно отчитывался, хотя его и не спрашивали.

Ближе к вечеру Алёна рискнула прогуляться по этажу, посмотреть, где тут что.

Длинный коридор с такими же как в холле нежно-зелёными стенами, казался совершенно нежилым. И неинтересным. Тусклый свет ламп дневного света. Вереница одинаковых, хлипких с виду, дверей слева и справа. В уборной ни защёлки на двери, ни кабинок. Это хорошо – сейчас никого, а потом как? Ещё и мужской туалет по соседству.

Душевую Алёна нашла в противоположном конце коридора. На двери скотчем наклеен замусоленный лист в мультифоре с графиком: «Понедельник, среда, пятница – мужской день. Вторник, четверг, суббота, воскресенье – женский».

Прикинула, что сегодня мужской день, но тут же усмехнулась. Будь даже и женский, она бы тут мыться не решилась – в дверях здесь в принципе отсутствовал запор. В тесном предбаннике оказалось темно. Лишь из самой душевой проникал тусклый свет, позволявший разглядеть, что по периметру стояли обычный скамейки, а на стенах – крючки. Разумеется, никаких кабинок тут не было в помине. Сплошной коммунизм.

В душевой тоже полнейшая открытость. Пять леек в ряд у одной стены и столько же – напротив, и никаких мало-мальских перегородок, лишь посередине длинная лавка.

Алёна решила, что переночевать она здесь, конечно, переночует. Но потом лучше снимет квартиру. Не в убогой обстановке дело, а в том, что нигде ни малейшей приватности.

Поспать толком тоже не удалось. Про постельное бельё она попросту забыла, а ложиться на голый матрас с рыжими разводами побрезговала. Задремала сидя, облокотившись на стол и пристроив голову на руки.

Ни свет ни заря её разбудила ритмичная дробь. Спросонья Алёна и не сразу сообразила, что кто-то тарабанил в дверь, выстукивая марш энтузиастов.

На пороге, ослепительно улыбаясь, стоял Денис.

– Доброе утро! Какая-то ты малость помятая, – прокомментировал он добродушно, – приглашаю тебя позавтракать. Есть батон, колбаса, кофе три в одном.

Упираться Алёна не стала. Живот и впрямь сводило от голода. Да и одной оставаться не хотелось. Так что общество Яковлева было очень кстати.

3. 3

Всё сложилось как нельзя лучше. Причём само, без каких-либо усилий с его стороны. Неожиданный подарок переменчивой Фортуны.

И в чём парадокс – Денис столько бился, чтобы хоть как-то сблизиться с этой первокурсницей, бегал за ней, как мальчишка, стыдно вспомнить. Позорился, наплевав на собственную репутацию.

Друзья его не узнавали.