К. Маркс, исследуя махинации на европейских биржах, отлично понимал их суть: речь идёт не о собственно деньгах или «объективной» стоимости акций, а об ожиданиях прибыли, или о прогнозируемом росте курса. Ожидания эти и прогнозы, являясь обычным плодом мошеннической деятельности маклеров всех мастей, служат в первую очередь их интересам, позволяя манипулировать рыночной стоимостью предприятий. Всегда связанные с политической борьбой (а доступ к государственной казне и к оплачиваемым за её счёт заказам неизменно повышает курс акций предприятия), они в конце концов приводят к самым удручающим последствиям – к войнам и к революциям. К. Маркс этот момент очень тонко подметил, прямо именуя акционерный капитал «фиктивным»; империализм, с его выраженным стремлением к военной агрессии, он полагает высшим проявлением капитализма. Коммунизм, таким образом, предстаёт пост-империалистической стадией развития общества, стадией, отражающей крушение всяческих надежд и ожиданий лучшего, стадией, на которой всё оседает до самых примитивных и насущных вопросов.

Как легко прийти к выводу, первый министр-председатель Временного правительства Г. Львов действительно являлся капиталистом в самом прямом смысле этого слова – получал от вкладчиков деньги, раздавая взамен даже не акции фабрик и заводов, а простые требования, речи о необходимости жертвовать на борьбу с врагом. Впоследствии, по мере роста его активов (как финансовых, так и политических), он вышел на империалистическую стадию, заместив на высшей должности Императора Всероссийского, Царя Польского, Великого Князя Финляндского Николая II Гольштейн-Готторп-Романова.

Деятельность «пирамиды» Временного правительства шла под лозунгом: «Всё для армии, всё для победы!». Вы сейчас не ошиблись: лозунг, известный вам с советских времён, действительно возник гораздо раньше – ещё в 1915 г. им воспользовался М. Родзянко. Как и армии, на благо которой якобы денно и нощно трудилось правительство, работе «временщиков» заранее был определён конечный срок. Согласно записке военминистра Д. Шуваева, он определялся 6 – 9 месяцами, или июнем-сентябрём 1917 года. После этого «живая сила», столь щедро расходовавшаяся в первые годы войны, должна была неминуемо иссякнуть.

Построение демократического общества оказалось трудной задачей, которая, в конце концов, так и не покорилась «временщикам», однако весьма дорогостоящей – долг России вырос в 1917 г. почти вдвое, с 33, 6 млрд. руб. до 60 млрд. руб. Дефицит бюджета попытались заполнить, включив печатный станок – согласно постановлению от 26 апреля в оборот были введены т. н. «государственные кредитные билеты образца 1917 г.»; важно добавить, что только в 1914 – 1916 годах денежная масса выросла вчетверо. Это цифра производит воистину ужасающее впечатление. Война, особенно колоссальные сражения в Галиции, каждый год уносившие сотни тысяч человеческих жизней, обходилось государственному бюджету в колоссальные суммы. Немалые средства расходовались и на содержание блестящего царского двора, о чём говорилось практически открыто; даже работа императрицы и её дочерей простыми сёстрами милосердия в военных лазаретах не смогла заглушить хор недовольных голосов.

Однако, едва свершилась революция, оказалось, что строительство простой и суровой демократии, сопровождающееся резким снижением интенсивности боевых действий, обходится гораздо дороже. Уже к 1 сентября 1917 г. количество кредитных билетов увеличилось с 1683 млн. рублей (в 1914 г.) до 15 398 млн. рублей, то есть в 9 раз, а золотое покрытие упало с 98,2 до 9,4%. Для сравнения: во Франции сумма бумажных денег в обращении возросла за время войны с 5713 млн. до 37274 млн. франков, почти в 7 раз, и это, несмотря на мятежи в отдельных полках весной 1917 г., не привело ещё к революции. В чём же разница? Во-первых, Франция – относительно небольших размеров государство по сравнению с Россией, и в ней хорошо развиты коммуникации, позволяющие эффективно расходовать средства и доставлять грузы по назначению. До известной степени, присутствие на французской территории союзнических войск, особенно британских и американских, которые отлично снабжались и содержались собственными правительствами, облегчило нагрузку на французскую экономику, создав много рабочих мест в «секторе обслуживания». Это правда. Однако всё-таки возникает вопрос: почему за два с половиной года кровавой мясорубки, пожиравшей все силы страны, рубль девальвировался в 4 раза, а за 6 месяцев демократического правления, несмотря на то, что солдаты на фронте чаще переходили к «братаниям», чем к рукопашным схваткам – в 6 раз?! Ответ совершенно очевиден: как и в случае с ЗЕМГОРом, эти средства попросту разворовали. Коммуникации в России оказались в настолько катастрофическом состоянии, что деньги перестали покидать Петроград, преимущественно оседая в карманах нечистоплотных чиновников! Одновременно экономическое положение широких слоёв населения стремительно ухудшалось. Бедственная ситуация со снабжением продовольствием и топливом выразилось в введении продуктовых карточек: в марте 1917 г. жителю Петрограда полагался лишь 1 русский фунт хлеба в день, а в сентябре эта норма была сокращена до 0, 5 фунта, то есть до неполных 205 граммов.