Пока я искал, что ответить, мы приехали. Вышли на поверхность, и за нас сразу же принялся ветер. Холодный, резкий.

– Ого! – Настя поглубже натянула шапку. – Ничего себе здесь дует. Это потому, что мы на севере?

– Это потому, что мы на водохранилище. Тут мало домов и воздух влажный.

Я поднял капюшон ветровки. Ветер тут же сбросил его. Я надел капюшон снова и затянул шнуровку. Закрыл глаза. Сейчас надо пройти между двумя домами, там будет дорожка…

– А я так не думаю, – ввинтился мне в уши вредный Настин голос. – Москва же огромная. У нас, на юге, теплее. Ты вообще знаешь, что на юге всегда теплее? Географию изучал?

– Не всегда, – не удержался я. – В южном полушарии теплее на севере. Он ближе к экватору. А на юге – Южный полюс, самое холодное место планеты. Географию изучала?

Настя сердито фыркнула, сунула руки в карманы и отвернулась. Спина у нее стала ровная, как доска.

Ох, зря я ее срезал. Она терпеть не может проигрывать, даже в шутку. Я быстро добавил:

– Хотя ты права, тут все по-другому. Даже роза ветров. Ветер-то северный. А у нас западный с утра был.

Настина спина немного расслабилась.

– Откуда знаешь? – через плечо бросила она.

– Что западный? Так у меня виджет погодный в телефоне.

– Нет, что здесь северный.

– Водохранилище на севере, а дует с него.

– Чёт не видать твоего водохранилища-то.

– Так пошли, увидишь.

– Пошли. Привез непонятно куда и стоишь как прибитый, – сердито пробурчала Настя. Но это уже была не настоящая сердитость, а ворчание в ее обычном стиле.

Узкая дорожка вывела нас к крутому спуску, где дуло еще сильнее. Мы сбежали по холму под защиту деревьев. Там начиналась тропинка, которая уткнулась в небольшую площадку.

Квадратные бетонные плиты топорщились, как неправильно выросшие зубы. Они то наползали друг на друга, то разбегались, и между ними давно выросла густая трава. Когда-то площадку огораживали металлические перила, но сейчас от них осталось несколько стоек и пара перекладин.

Те перила, что шли вниз, сохранились почти до самого конца. Как и бетонные ступеньки, вытертые посередине, будто по ним ходили много сотен лет.

Прямо под лестницей неприветливо блестела мокрая земля, ступеньки до воды не доходили. Настя спустилась, села на корточки на самой последней, обхватив себя за коленки. Я вдруг сообразил, что ей холодно в свитере, он же продувается насквозь. Но куртку не предложил. Знал, что не возьмет.

Было тихо, только плескали волны и выл ветер. Неожиданно где-то вверху громко вскрикнула чайка. Я вздрогнул. А Настя вдруг уцепилась за ржавый столбик перил и потянулась вперед. Переступила – и потянулась сильнее. Еще чуть-чуть – и коснулась бы воды. Но тут ее нога поехала по гладкому камню, пальцы разжались – и Настя полетела в жидкую грязь.

Вернее, полетела бы три месяца назад, когда мы только начинали наши путешествия. А теперь я никогда не расслабляюсь. Я поймал ее за шиворот и дернул к себе. Мы грохнулись на ступеньку. Я на камень, Настя на меня.

Впрочем, Настя тут же вскочила. Развернулась, смерила взглядом, видимо решая – ругаться или благодарить? Я, стараясь не кряхтеть как старый дед, осторожно подтянул ноги и поднялся, проверяя, все ли работает. Треснулся я крепко, но вроде цел.

– Ты чего акробатничаешь? – задал я, в общем-то, бессмысленный вопрос. Настя делает это всегда, и каждый раз внезапно.

– Я хотела воду потрогать, – невинным тоном отозвалась она.

– Не надо ее трогать. Тут пару лет назад вся рыба внезапно передохла. И вообще говорят, что сюда то и дело сливают всякие отходы.

– Ладно… Посидим еще?

Я кивнул: то место, которым я приложился о камень, еще сильно болело. Не хотелось ковылять и стонать, особенно при Насте.