– Красиво… И очень далеко.
– Тох, ну я же понимаю, что Москва не в Англии. Но ты сказал: «Такие же места по духу». Может быть, ты такое знаешь? А?
Она смотрела на меня так, будто я мог сделать чудо.
И я сказал:
– Ну, ок.
Я зажмурился – и вспомнил. Конечно, есть такие места. Где обрыв и где кричат чайки. А к обрыву приклеиваются узкие бетонные лестницы. Погода у нас в этом году под стать английской, лето нежаркое. Действительно похоже. Когда я там был? В прошлом году, в конце лета? Только найти бы это место…
Настя ждала, когда я открою глаза. Теперь она смотрела на меня с веселым ожиданием.
– Нам придется долго ехать на метро, – сообщил я. – Сейчас карточку возьму, и двинем. Свою взяла?
– Не-а. У нас забрали карты.
– Зачем?
– А чтоб не катались. Типа каникулы, никуда вам не надо. Будет надо – выдадим, а то потеряете и все такое.
– Ты что, пешком пришла? – Я немного растерялся от детдомовских порядков.
– Вот еще! – усмехнулась Настя. – У меня «Тройка» есть.
– Откуда?
– Эта подарила. Говорит: «Может, в гости приедешь как-нибудь».
– А ты что?
– А я ей: «Спасибо, Марина Викторовна, обязательно!» Ага, щас. Сплю и вижу, как бы только к ней в гости напроситься.
– Почему напроситься? Сама же предлагает.
– Да я ей нужна, только чтобы воспитывать. Свои дети уехали, пилить некого. Кстати. Помнишь, я тебе говорила, что у нас двух пацанов в семьи взяли?
– Ну.
– Оба вернулись.
– Выходит, от них отказались?
– Не-а. Сами не захотели.
– Да ну! – не поверил я.
– Ага. Говорят: «Там надо уроки учить и посуду мыть, да еще мусор выносить и ковры пылесосить. А опекуны только ругают». Вот так-то.
Настя смотрела на меня с победным видом, как будто доказала что-то важное.
Я не знал, что ответить. Спросил:
– Ты рада, что ли?
– Рада, – резко ответила Настя. – Потому что нечего думать, что бедные сиротки только и мечтают, как попасть в семью. Не мечтаем мы. Ясно?
Я пожал плечами:
– Ясно…
Настя сразу успокоилась.
– Ладно, Тоха, не сердись.
Я и не сердился. Снова пожал плечами.
Настя добавила:
– Я просто злюсь на этих… Ходят к нам и думают, что мы им рады.
– Но вы же не говорите, что им не рады, – не удержался я, хотя чувствовал, что не надо спорить.
– Не говорим, – хладнокровно отозвалась Настя. – Это тебе бабушка все купит. Карту транспортную пополнит и денег на мобильник закинет. А у меня бабушки нет.
Я заткнулся.
Настя не ждала, что я как-то закончу разговор. Ей, как всегда, хватило и того, что я перестал спорить. Она легко вскочила и потянулась.
– Поехали?
И мы поехали на другой конец Москвы.
В метро Настя не болтает. Видели, как едут парни с девчонками, на весь вагон переговариваются и регочут? Настя не из таких. Она просто молча находится рядом. Не отодвигается, даже если в вагоне полно места. Но и не придвинется, не возьмет за руку. Между нами всегда будто лист поролона. Мягкий, но непроницаемый.
Я смотрел на ее отражение в окне напротив – Настя не любит, когда на нее пялятся – и пытался понять, о чем она думает. В метро у нее лицо всегда очень сосредоточенным делается, как будто она строит траекторию движения. Или высчитывает средний градус глобального потепления в связи с вырубкой лесов Амазонки.
Чем дальше от центра, тем меньше людей. Мы спокойно сидели в полупустом вагоне.
Вдруг Настя наклонилась к моему уху и спросила:
– Как думаешь, если кит со слоном подерутся, кто победит?
Я поймал себя на том, что моргаю. Со стороны это, наверное, выглядело глупо.
А Настя тихонько засмеялась и снова сказала мне прямо в ухо:
– У тебя просто вид был такой серьезный, словно ты глобальные проблемы современности решаешь. Не удержалась, извини.