– Я… не успел как следует прочитать. Только развернул, и всё – буквы сразу осыпались… Вот руки теперь чёрные…

– Да ладно! Совсем ничего не помнишь? – хохотнул Никита.

Артём задумался и несколько секунд молчал, потом с запинками пробормотал:

– «Земля под тобой дрожит. Ты её раскачал, тебе и держать ответ. Инквизиция вдыхает твой след». Это мой, что ли?! Как думаете, что это значит? Что это вообще всё может значить? Какая ещё инквизиция?! – испуганно озираясь на одноклассников, спрашивал Артём.

Чёрные пятна, оставшиеся на ладонях подростка, выглядели как чёрная метка.

– Кранты, теперь Тёмыч меченый… – в непроницаемой тишине просвистел испуганный шёпот.

– Не задерживаемся! Кто оделся, проходит в холл, – вскрикнула классная руководительница, заменившая физрука.

С того дня, когда Семён ушёл из школы, прошло чуть больше четырёх суток, но казалось – пронеслись годы и изменили мир до неузнаваемости. Бабье лето оборвалось и стремительно разлетелось по подворотням ворохом почерневшей листвы и битыми осколками первого льда. Каждый новый день переносил одного подростка на другую сторону жизни. Они смотрели оттуда, посмеиваясь, на оставшихся одноклассников через маленькие оконца – фотографии поисковых ориентировок.

Ваня нагнал Сергея на улице, на широкой серой бетонной лестнице. Тот медленно поднимался – даже со спины было видно, как больно и тяжело ему было продираться через это хмурое утро и ледяной ветер.

– Я всё знаю! – взволнованно зашептал Иван, поравнявшись с одноклассником. – Не уходи! Это глупо и опасно! Ты же не хочешь никуда уходить! Тогда зачем?!

– Всё знаешь?.. – обернулся Сергей и посмотрел на Ивана опустевшими от обречённости и страха глазами. – Так пойди и расскажи всем! Ты же любишь сдавать класс. Иди! Расскажи… Кроме презрения в его голосе явно прозвенела надежда. Не успев перешагнуть школьный порог, в холле Сергей сразу попал в руки Артёма. – Ты что, завёл себе нового дружка? – надменно спросил тот и кивнул в сторону Ивана. Сергей не ответил: он шёл за Артёмом, как овца, которую выбрали для жертвы непонятной идее или чужому богу.

Учителя, как запрограммированные роботы на безостановочном конвейерном производстве, один за другим отчеканивали свои уроки. Как шёпот умирающих листьев, по школе расползлась новая информация: у следствия появилась версия. Одновременно со звонком на первый урок зазвенел телефон у секретаря. Звонил похититель, требовал за ребят выкуп. Испуганная молоденькая секретарша клялась, что слышала отчаянный голос Семёна или Ромы, который прокричал: «Спасите! Он нас убьёт!» На этом звонок оборвался. Внезапно оборвался. Насильно.

– Так Семёна голос был? Или Ромы? – спрашивал директор и тряс секретаршу Анечку, пытаясь вытрясти из её застывшего сознания хоть какую-то зацепку для следствия.

– Семёна! Или Ромы!

– Тогда это мог быть кто угодно! И Семён, и Рома, и дядя Петя! – с горечью проговорил Владлен Петрович и вернул Анечку в приёмную на её рабочее место.

– Убьёт! Он их убьёт! – бормотала она.

– Какие требования предъявил похититель? – спросил следователь ледяным голосом.

– Не знаю… Никаких… – трепетала Анечка. – Он сказал, что перезвонит! Да, он сказал, чтобы я ждала его звонка, а плохие родители собирали деньги на алименты!

– Нам срочно нужна сюда какая-то вменяемая девушка, – сказал следователь. – Нельзя спугнуть похитителя, но и информация должна быть без такой вот… обработки…

Выбор пал на молодую, бойкую учительницу истории. Елена Викторовна сильно нервничала: она понимала, что от неё сейчас зависит не история Французской революции, а жизнь четырёх её учеников.