– Как. Тебе. Это. Удалось? – я не мигая почти шепотом спросила у Дмитрия.

– Она, оказывается, очень и очень умная! Просто, согласна работать только в обмен на игру. Потому она и не слушалась в той части. Там всё ходили с хворостинами и постоянно ими замахивались. И она рвалась их ловить. Даже умирая от голода, она хотела играть, больше, чем есть. А к нам её привезли, просто, уже очень слабой. Я вчера вечером пошёл с ней на вечернюю прогулку. Хотел отбросить ветку с тропинки, а Ирма как рванула за ней. Откуда только силы взялись. И мне принесла, в ладонь тычет. Ну, я и стал ей предлагать команды, в обмен ветку кидать. И мы весь курс послушания за вечер и выучили. А утром взял её из вольера, палочку подобрал, так она мне сама все команды без всяких приказов выполнила.

Смеётся парень и снова и снова кидает веточку собаке. Не далеко кидает, в метре от себя. Чтобы не утомить. А та в прыжке ловит и снова ему в руку тычет.

Слезы предательски подкатили комом к горлу. Теперь я тебя, милая, никому никогда не отдам!

– Только не загоняй её, слабая она ещё. А в таком азарте и не заметит, что устала. Веди отдыхать. Да мяса побольше сегодня ей положи, я там на два дня принесла, так ты ей сегодня всё отдай. Я завтра ещё принесу.

Я присела и обняла собачью шею. И это счастье они хотели убить? Это же самая что не наесть МОЯ собака! Та самая, из моих снов.

Дни полетали каруселью. Утром я мчалась на рынок за свежим мясом для Ирмы. В общаге в холодильнике много не уместишь. Да и не всегда уследишь, чтобы сосед со своим не перепутал. Благо рынок работать начинал с семи часов утра и был прямо по пути в часть. В части первым делом я летела к Ирме. Проверить, как она, накормить свежим мяском. Творог и яйца спокойно могли дождаться обеденного кормления, а вот мясо надо отдать сразу. Хранить его в холодильнике части оказалось тоже не надежно – несколько кусков не дождались выдачи и бесследно исчезли. Но молодой организм восстанавливался, на радость нам, очень быстро. И уже можно было кормить три раза в день нормальными большими порциями.

Силы тоже прибывали не по дням, а по часам. И вот уже Ирма весело таскает за собой на поводке Дмитрия. Тот вынужден иногда даже хвататься за ветки деревьев, чтобы не упасть от очередного рывка.

Стало очевидно, почему собаку признали непригодной к службе. Неуёмная любовь к апортировке – игре с палочкой перевешивала в этой собаке даже чувство самосохранения. Увидев взмах любой палочки, она мгновенно срывалась в её сторону. И никакие команды не действовали.

– Как же мне объяснить-то тебе, солнышко ты моё, что играть надо только с моей палочкой? Что нельзя убегать за другими, – трепала я за шею свою любимицу после очередного её побега.

Мозговой штурм с ребятами не принес никакого результата. Наедине собака показывала просто образец послушания, но стоило только вывести на групповое занятие, как любой предмет в руке у кого либо, и она срывалась с места. И тогда словно глохла. Ни команды, ни грозные окрики не помогали. Ни с одной из многих сотен, прошедших через мои руки собак, я с таким не встречалась. И как быть – понятия не имела.

– А давайте раздобудем электроошейник и будем щёлкать её каждый раз при побеге.

– Беги, Юрка, беги! Сейчас тебе Наталья Викторовна за такое предложение без электричества 220 устроит, – Стас оттолкнул ловко того в строну из под моей, уже занесенной над того головой, руки.

В части все знали, что за причиненную боль собаке, я наказываю жестоко. И в пределах закона. Это сейчас я чуть не допустила рукоприкладство, а обычно я тихо отдаю команду на всеобщее построение и вместо мирного занятия теорией дрессировки в кабинете, устраиваю полевую тренировку при полной выкладке. Есть у нас за лесочком отличное непросыхаемое болотце. А команда «собак на длинные поводки, бегом марш!» вызывает у ребят не поддельный ужас. Ибо длинный поводок – это 5 метров веревки, на которой радостно несётся собачка, весом от 40 и более кг. Кусты, деревья, ямы. Весело. Но такое «веселье» может схлопотать вся рота только при условии, что кто-то пнул или ударил собаку. И я это заметила, хотя бы, краем глаза. А в остальном я – подарок, а не учитель. Заданий не задаю, на занятиях спать разрешаю. Особенно на теории. Какой дурак её вообще придумал? На практике всё равно объяснять всегда заново приходится.