– Отец?

– Грыр!

– Будь здоров!

Вежливость была Иркиным светом в конце туннеля, если человек чихнул, изволь пожелать здоровья. Парень странно посмотрел на нее и снова рыкнул:

– Грыр…

– Расти большой.

– Что? – не понял пожелания тот. – Ну что я буду говорить. Сама там была, на том совете, все видела. И даже голосовала.

Он скользнул рукой вдоль своего живота, показывая татуировку. в виде круга, перечеркнутого наискось двумя прямыми, и продолжил:

– Еще пару лет нельзя оружие в руки брать. Выходит, вдвоем мы с тобой остались здесь. Трус с клеймом и гордость племени. Хорт и Вырра.

Он сел на корточки и пригорюнился.

– Ты Хорт? Тебя так зовут? – уточнила Ира.

– Пока что да, – теперь насторожился ее собеседник, чуть приподнял голову и пристальнее вгляделся в нее. – А где твои раны от стрел? Там одна горло пробила, я со своего места видел.

Ирка села рядом, и замотала головой:

– Не Вырра я, ох, совсем не Выыырра… – И снова заревела.

– Да как не Вырра-то.. Ты у нас одна такая рыжая была. За версту голову видать!

– Не знаю, как! Жила себе, на работу ходила, ела, спала, и вот, вселилась в какую-то Вырру. Из фильмов про дикарей…

– Колдовство какое-то! – присвистнул Хорт. – И ведь не отличишь: один в один Выррка. Ну-ка скажи: “а иди ты Хорт, собачий сын, в зад коровий!”

– Я так не выражаюсь, – вытерла нос мускулистой рукой, увешанной рядом браслетов, Ирка. – А зеркало есть у вас?

Рядом послышалось звяканье металла и тихий вздох.

Ирка с Хортом в ужасе вскочили, как по команде. Человек в рыцарских латах шевельнулся.

– Живой! – ткнул пальцем Хорт в груду темной брони. – Это он, он тебя застрелил!

– Какой ужас! – завизжала Ирка.

– Давай, шмякни его! – заорал Хорт, забегая ей за спину.

– Что значит “шмякни”?! – возмутилась Ира.

– Отомсти! За себя, за племя! Убей его!

– Я не могу, – попятилась Ирка. – Сам шмякни!

– Я тоже не могу!

– Аааа… – застонал раненый. – Помогите…

– Скорее скрути ему башку! Пока он не убил нас первым.

– Я? – Ирка приложила руку к груди. – А почему ты не можешь? Кого он убьет? Он же сам умирает!

– Вырка, у меня клеймо! Я не могу сражаться, брать оружие в руки, драться и убивать до тех пор, пока твой отец не объявит прощение! А нарушу – вечный позор и посмертная хула, и меня точно не примут в вечные воины. Так что шмякать тебе! Вот камень, сними шлем и ударь, делов-то!

Он заботливо вложил в Иркины руки булыжник.

Ирка набралась храбрости, присела к умирающему и потянула за шлем. Тот не снимался. Она нащупала у подбородка ремешки и расстегнула. Затем дернула на себя.

Вокруг бледного юношеского лица рассыпались темные кудри. Выступающий крупный нос, красивые дуги бровей, выразительные скулы и подбородок.

– Какой красивый, – выдохнула Ирка, держа в руке камень.

Хорт с любопытством посмотрел на врага и оценивающе сообщил:

– Да где ж красивый? Хилый какой, тощий. Это ж разве мужчина? Да и воюет луком и стрелами, исподтишка. Шмякай!

Ирка замахнулась камнем и тут же отвела руку.

– Нет, – сказала она, – добивать лежачих – это не лучше клейма труса. Поможем ему сначала, а потом уже… шмякнем. Помоги-ка снять с него эти железяки.

– Точно не Выррка, – разочарованно протянул Хорт. – Будем сейчас еще глисту эту спасать. Они нас подчистую вырезали. Священный барабан украли. Лучше пойдем других поищем, кто выжил.

Ирка спорить не стала, но и не пошла за ним. Молча стала пытаться освободить раненого от сковывающих тело доспехов. Хорт сделал два шага, но дальше без нее пошел. Вернулся и стал недовольно бубнить под нос:

– Только слабаки и черепахи прикрываются панцирем. Эй, черепаха, вставай давай!