. Впрочем, как возражают Рой и Жорес Медведевы, это маловероятно. Молотов и Берия принадлежали к числу наиболее покорных Сталину приближенных^>21. Имеется также свидетельство Якова Чадаева, который поддерживает версию Микояна о том, что члены Политбюро во главе с Молотовым ездили на дачу к Сталину и просили его вернуться к работе. Впрочем, Чадаев не был очевидцем этого события и узнал о нем из вторых рук. По воспоминаниям самого Чадаева о состоянии Сталина в первые дни войны, создается впечатление, что поведение советского вождя было крайне противоречивым: с одной стороны, он был сильным и решительным; с другой – сдержанным и неуверенным^>22. Кроме того, в интервью в 1982 г. Чадаев в ответ на вопрос о поведении Сталина в первые месяцы войны утверждал следующее: «Я уже отмечал, что в дни кризисных, даже критических ситуаций на фронте Сталин в целом неплохо владел собой, проявляя уверенность, спокойствие и демонстрируя огромную работоспособность»^>23. Среди других воспоминаний – ответ Молотова, данный им на вопрос об истории на сталинской даче: «Сталин был в очень сложном состоянии. Он не ругался, но не по себе было. Растерялся – нельзя сказать, переживал – да, но не показывал наружу. Свои трудности у Сталина были, безусловно. Что не переживал – нелепо. Но его изображают не таким, каким он был… Все эти дни и ночи, он, как всегда, работал, некогда ему было теряться или дар речи терять. Как держался? Как Сталину полагается держаться. Твердо»^>24. По словам Жукова, «И.В. Сталин был волевой человек и, как говорится, не из трусливого десятка. Несколько подавленным я его видел только один раз. Это было на рассвете 22 июня 1941 года: рухнула его убежденность в том, что войны удастся избежать. После 22 июня 1941 года, почти на протяжении всей войны, И.В. Сталин твердо управлял страной, вооруженной борьбой и международными делами»^>25. Еще один член Политбюро, Лазарь Каганович, на вопрос о том, потерял ли Сталин самообладание, когда началась война, ответил: «Ложь!»^>26 Молотов и Каганович были преданными сторонниками Сталина, в то время как Хрущев и Микоян были ренегатами, которые в 1950-е гг. возглавляли антисталинскую оппозицию. Жуков после войны стал жертвой сталинских чисток, но в 1957 г. поссорился с Хрущевым и в результате получил от Хрущева свою порцию обвинений в связи с действиями во время войны.

Возможно, лучшим источником информации о реакции Сталина на нападение Германии являются воспоминания современников о его действиях в первые дни войны. Как можно видеть из журнала принятых Сталиным посетителей, после начала войны Сталин проводил множество встреч с представителями советской военной и политической верхушки^>27. В первые дни войны Сталину приходилось принимать очень много решений. В день, когда началась война, он подписал 20 разных указов и приказов^>28. 23 июня он отдал приказ о создании Ставки (штаба) Верховного Главнокомандования, военно-политического органа, осуществлявшего стратегическое руководство военными действиями. Председателем Ставки был назначен нарком обороны Тимошенко. 24 июня было решено основать Совет по эвакуации, чтобы организовать эвакуацию людей и ресурсов из зоны военных действий, а также создать Советское информационное бюро (Совинформ) для координации и руководства военной пропагандой^>29. 29 июня Сталин подписал директиву партийным и советским организациям прифронтовых областей, в которой приказывал сражаться до последней капли крови за каждую пядь советской земли. В директиве говорилось, что снабжение и тыл Красной Армии следует охранять всеми силами, а трусы и паникеры должны быть немедленно преданы суду военного трибунала. В оккупированных захватчиками областях должны были быть сформированы партизанские отряды, а в случае форсированного отступления предполагалось использовать тактику выжженной земли, при которой врагу не осталось бы дорог, железнодорожных путей, заводов и складов продовольствия, которые он мог бы использовать. Эти указания легли в основу обращения к советским людям, с которым Сталин выступил по радио через несколько дней