– В гареме нежится султан. Ему счастливый жребий дан

Он может девушек любить, хотел бы я султаном быть.

Но нет, он жалкий человек – вина не знает целый век.

Так запретил ему Коран – вот почему я не султан.

Любовь к песням и пенью входили в Славочку с детства. Песни под аккомпанемент гитары пела ему мама, Анна Ивановна. Пела красивым голосом, задушевно. Да и песни были красивые мелодичные, нравились Славочке. Многие из них он запомнил на всю жизнь и поет до сих пор. Мама напевала старинные русские романсы и цыганские песни. Звучали „Соколовский хор у Яра”, “…я выхожу одна на балкон…”, песни из репертуара знаменитой до войны цыганской певицы Ляли Черной. Так Смирнов и полюбил пенье и в компании, и для себя одного. Пел и дома в одиночестве, и в лесу, и в поле, и в банкетных компаниях без всякого стеснения, смело и с большим удовольствием.

Проходная Дизельного завода, РДЗ. Позвонил Василию Аркадьевичу, тот на проходную – и вот Смирнов у него в ОК. Вошел с большой надеждой. Каждый отказ усиливал чувство безнадежности и приводил в унынье. Теперь идет к хорошо знакомому человеку, почти другу. Но снова звучит:

– Не имею права, ты, Слава, молодой специалист, закон запрещает тебя принять. Жди ответа из главка твоего почтового ящика.

Ответа из главка судостроения все нет. Побывал и в отделе кадров завода РЭЗ, что напротив РДЗ. Доехал до далекого завода ВЭФ. И везде звучал тот же ответ, который услышал от Василия Аркадьевича. Иногда в ответах звучали интонации почти ужаса, мол, вы говорите о настолько опасном, грозящем тюрьмой деле.

И вот удача – проектная организация “Оргпроектцемент” московского Союзного подчинения, видимо, Главцемент не побоялась принять молодого специалиста. Так Смирнов снова стал работать конструктором в окружении далеко немолодых инженеров. Были и совсем старые. Унылые, грустные. – Почему они такие, – удивлялся Смирнов. Ведь имеют работу, получают зарплату. Побывали бы, как он, почти месяц безработными, были бы радостными, как он теперь, будучи принят в бюро. Не знали они русской пословицы: День меркнет ночью, человек – печалью и давали себя чувствовать пожилыми и печальными. Но вернувшись с обеда, как-то странно бодрились, даже, пожалуй, были веселы. Винный запах выдавал причину – не только закусили, но и выпили. Признавались, что без бокала шампанского не обедают.

Удалось Смирнову побывать и в командировке на Броценском цементном комбинате. Печь обжига сырья была бесконечно длинной, толстой и вращалась. От нее исходил жар. Ему же пришлось эскизировать вытяжное устройство рукавов, через которые подавался цемент в тарные мешки. Пришлось залезать на самый верх высоченной многорукавной башни, похожей на голову слона, с которой свисали несколько хоботов брезентовых рукавов – цементоводов. Под потолком цеха стояла жара, пот скоро появлялся на лице, на руках, заливал глаза, налипала цементная пыль. Закончив эскиз, слезал, отряхивался, отплевывался от набившейся и в рот, и в нос пыли – словно побывал в жарком бою.

Получил, наконец, долгожданное письмо из Москвы, из Госкомитета – разрешали свободно трудоустроиться. Вот это, такое простое по содержанию и на вид, письмо.

Вольная грамота

Но оно как в сказке, в которой Славочке на перекрестке трех дорог предстояло выбрать одну: “Налево пойдешь – счастье найдешь, направо пойдешь – смерть найдешь, …”, открывало Смирнову многие пути. Потому радость его была беспредельной. Наконец–то он свободен и может пойти в институт, в лабораторию, или на Вагонзавод. И вообще – куда угодно. Инженеры требовались почти везде. Страна в 1962 году была на подъеме.