Это был фейерверк возле их дома. Анна знала – он делал фейерверки для Петра I. Когда граф впервые рассказал о них, она не была готова к чему-то необычному. Действительность оказалась несравнимой с ожиданиями. Каждый раз Анна поражалась изумительным картинам и представлениям, которые создавали на небе разноцветные – она никогда прежде не видела такую многогранную цветовую гамму! – огни.

Сегодня для нее на небе танцевали огромные синие зайцы с большими ушами и хвостами, похожими на большие оранжевые помпоны. На это нельзя было смотреть равнодушно. Анна балдела от веселого комичного танца, но думала и о том, что скоро, – нет, завтра, обязательно завтра, причем с утра! – позвонит человеку, который смог согреть ее возле моря. Ей хотелось видеть его. Ей хотелось быть с ним.

Она заметила, что Брюс ни разу не улыбнулся за этот вечер, но отнесла его мрачность прежде всего к «тыквенным» неудачам.

Анна…

Анна… Я повторял и повторял про себя это имя. Анна… Сейчас она была здесь, рядом со мной, на двуспальной кровати моего гостиничного номера. Давно, очень давно у меня не происходило такого. Три раза занимались любовью, и я не был уверен, что скоро снова не захочу ее. Наша близость – это был взрыв мужской силы, рожденной любовью…

Я понял, что люблю Анну, когда она через день – это было утром – позвонила мне. Чувствовал эту любовь, когда мы договаривались о встрече, чувствовал каждую минуту, прошедшую в ожидании того, что я увижу ее.

Мы договорились встретиться на пляже, в том месте, которое я называю «сердцем» Юрмалы. Сюда выходит улица Турайдес, одна из улиц Майори, на которой, кстати, находится концертный зал «Дзинтари». Заканчивается эта улица смотровой полукруглой площадкой. Она массивная, сложена из серого камня. Мне площадка чем-то напоминает нос корабля, выходящего в море. Рядом с ней, уже в самом начале широкого песчаного пляжа, установлены флаги Юрмалы, на которых изображены ее символы – небо, море и чайка.

Увидел Анну издалека. Увидел и сразу понял, почему не позвонила вчера. Во-первых, подстриглась – наверное, только женщины поймут, как ей удалось это сделать с такими короткими волосами – и, по-моему, сделала это классно. При этом ее старинная заколка и необходимая для нее длинная прядь волос остались. Почему она так дорожит этой заколкой? Я недолго размышлял об этом. Смотрел на Анну, видел только ее.

Кроме стрижки, в ней появилось еще кое-что новое: маникюр и педикюр ярко синего, под стать глазам, цвета. Она была в желтом спортивном костюме и шлепках. Я понял: она захотела стать более яркой, и это было сделано для меня.

Любовался ей, но подумал и о другом – сегодня она не замерзнет. День был солнечный, мягкий, почти безветренный. Осень, казалось, отдавала этим днем лету какой-то свой, известный только им двоим, долг. Море было почти спокойно. Лазорево-изумрудное, оно будто дремало на солнце, отдыхая от трепавшего его несколько дней ветра. Маленькие волны казались ленивыми. И еще парило. Может, поэтому на берегу было немного народу.

Она шла ко мне быстро, почти стремительно и также быстро остановилась, очень близко ко мне. Я увидел в синих глазах – спешила, тоже ждала встречи.

– Здравствуй, я – Анна, – она протянула мне руку.

– А я – Артур.

Мы улыбнулись друг другу – наконец-то узнали имена друг друга. Я, кстати, всегда стеснялся своего хотя и христианского, но все-таки, прежде всего, английского, нет, даже, скорее, кельтского имени. Но что я мог сделать с этим, если мой папа – филолог, и диссертация его была посвящена средневековой английской литературе? А сегодня никакой неловкости из-за имени не возникло. Благодаря тому, что передо мной была именно она. Анна. С ней я чувствовал себя более уверенно, чем с чередой тех, кто оказывался со мной до нее. Видел, что нравился ей таким, каков есть.