Открыв сумочку, достаю телефон и, оживив экран, бегло листаю список контактов.

- Что это ты делаешь? - кивает на мой видавшей виды смартфон Малиновский.

- Такси хочу вызвать.

- Зачем это?

- Домой поеду. Плохо представляю, как в этом, - кошусь на платье,

- можно спуститься в метро.

- Так, кажется, пришло время для ещё одной новости...

Застыв, медленно поворачиваю на него голову, ожидая какой- нибудь очередной подлянки.

- Продолжа-ай.

- В завещании дедушки сказано, что жить этот месяц мы должны вместе, на одной территории - это одно из самых важных условий. Извиняй, малыш, - Малиновский разводит руками, а я, издав нервный смешок, вмиг становлюсь серьёзной.

- Нет!

- Да.

- Нет!!! - вкладывая в это короткое слово всю ярость, нажимаю на каждую букву, дабы придать отрицанию вес.

- Я понимаю и даже разделяю твой гнев, но таково условие. Я же говорил, что мой дед был человеком со странным чувством юмора.

- Извини, но я тебе сейчас врежу. Ты же сам сказал, что я неадекватная.

- Я сказал, что ты странная.

- А странный неадекват может и дважды ударить. Глазом не моргнёт, - шифрую панический страх как умею, но чувствую, что вот- вот сорвусь.

Нет, это безумие какое-то, такого просто не может быть! Жить вместе месяц? Месяц бок о бок с ним? Ни за что! Никогда!

Решительно хватаю его за руку и тяну с лавки.

- Что это ты задумала? - Малиновский лениво поднимается со скамейки и щурится от не по-весеннему знойного солнца. - Куда теперь собралась?

- Обратно. В ЗАГС. Будем разводиться.

- Это невозможно, - вяло перебирая ногами, излишне спокойно парирует Богдан.

- Невозможно жить целый месяц с тобой, а всё остальное ещё как возможно. Короче, я аннулирую наш договор и твои деньги мне сто лет не нужны.

- Ой, нос снова растёт.

Резко торможу и тычу указательным пальцем ему в грудь:

- Прекрати паясничать, прекрати обсмеивать каждое моё слово, прекрати вести себя как идиот! Я не буду жить с тобой - точка. Да меня бесит, что мы в одном городе живём, а ты говоришь об одной квартире! Нет, нет и ещё раз нет!

Он мягко перехватывает мою ладонь и как-то излишне нежно прижимает замок наших сплетённых рук к своей белоснежной рубашке.

- Не ври себе, Ромашкина, тебе нужны эти деньги. Очень нужны. Позарез. А как же американская мечта? Твой парень, Джон Доу*, он же ждёт тебя.

- Откуда ты... С чего ты взял, что его зовут Джон? - изумляюсь, но он продолжает свой медовый монолог:

- Всего лишь месяц, тридцать дней, не так уж и много за столь щедрую сумму, согласись? К счастью для тебя, мой дедушка не был извращенцем и в его завещании ничего не сказано о том, что мы должны спать вместе. Нет, если ты захочешь, конечно, и сильно постараешься...

- Ты мне отвратителен, Малиновский. Однажды на речке мне к ноге присосалась скользкая, мерзкая извивающаяся пиявка, и то она не была мне отвратительна настолько, на сколько отвратителен сейчас ты.

Малиновский очень высокий, но и я не маленького роста - мы стоим друг напротив друга и смотрим в глаза, только в моих, в отличие от его, плещется искренняя ярость. А что в его глазах? Искры смеха. Ему весело.

А ещё меня обескураживает, злит, расстраивает то, что он безошибочно знает, на что давить. Он знает, как мне нужны эти деньги и знает, что как бы я не кичилась и не грозилась сжечь напалмом наше свидетельство о браке, я всё равно этого не сделаю и пойду на любые его условия.

Мне нужны эти три миллиона, ради нашей с Джоном любви! Ради моего будущего. Нужны!

Дабы не продлевать агонию, вытаскиваю ладонь из его руки и побеждённо выдыхаю:

- Присылай такси к семи вечера. Мне вещи нужно собрать.