Ну, а в-третьих, меня терзало чувство вины. Я не мог отмахнуться от мысли, что если весь наш диалог был искренним, девушка наговорила мне лишнего и поплатилась за это.

Мой монолог для Хитер мог бы стать откровением, после которого она, вероятно, посмотрела бы на меня иначе, узнала бы обо мне что-то новое. Но несмотря на моё временами проявляющееся слабоумие, я ещё не совсем выжил из ума, чтобы говорить своей девушке о таких душевных муках из-за другой женщины.

– Она что-то знала, детка. Знала, а когда сказала, оказалась мертва. Ты ведь помнишь, я говорил тебе о трупе?

– Который не был похож на рыжеволосую красотку?

– Ага. Клуб может многое прояснить. Так что я вцепился не в женщину, а в возможность продолжить расследование.

– Не нравится мне это.

Хитер помешала чай, громко гремя ложечкой о стенки кружки. Надо же, меня почти перестало это раздражать.

– Почему? Ты же любишь интересные истории, потому что их любят читатели.

– Люблю. Но тебя я люблю больше.

Ого. Я тупо уставился на неё. Кажется, Хитер и вправду переживала. Я подумал о своём прошлом приключении за Стеной, про цыган мулдаси. Несмотря на весь ужас произошедшего, сейчас я вспоминал это с улыбкой (несколько самодовольной), и, если не считать нашу размолвку с Хоуком, считал, что это было даже весело. И не думал, что Хитер восприняла это немного иначе. Иногда я забываю, что она не просто мой редактор и ценит не только как сотрудника.

– Детка, когда я не был осторожен?

Я улыбнулся. Хитер – нет.

– Всегда. Ты всегда лезешь туда, куда ни один человек в здравом уме не вляпается хотя бы из чувства самосохранения.

– Зато он вляпается во что-нибудь другое. Наряду со здравым смыслом в людей встроен механизм самоуничтожения. Разум приходит и уходит, а это – как вечный двигатель, неумолимо ведёт жизнь к логическому завершению.

Я опять усмехнулся, но Хитер и бровью не повела. Шутка явно не удалась. Я вздохнул и потёр виски.

– Хитер, – надо же, как я отвык от серьёзного тона. – Я знаю, что делаю. Если ты думаешь, что последнее расследование меня ничему не научило…

Нет, я никогда не скажу, что она ошибается, иначе это будет моей последней ошибкой. Женщины!..

– Научило. И многому.

– Чему же?

– Тому, что в моей жизни есть что-то кроме работы и чужих историй. Есть моя история, есть люди, которым… – Коллапс всемогущий, я правда это скажу? – Я не хочу делать больно.

Да, я умею быть серьёзным.

Я поймал её испытующий взгляд.

– Тогда брось это дело и напиши чего попроще, Ник.

Хитер посмотрела на меня как никогда серьёзно, а вот я уставился на нее с видом студента, вытянувшего вопрос по сопромату на экзамене по биологии. Чтобы моя Хитер уговаривала меня бросить работу на полпути?

Я хотел возмутиться, а потом до меня кое-что дошло.

– Ты что-то знаешь, чего не знаю я?

Продолжая помешивать чай ложечкой, Хитер вздохнула.

– Нет. Просто эта история кажется мне какой-то тёмной. На вопросы не отвечают в полиции, это сообщение, которое тебе прислали…

Всё ясно. Я уже пожалел, что показал Хитер это угрожающее предупреждение. Я ясно понял, что за мной следят, но пока никаких признаков того, что мне хотят навредить, не было.

– Детка, – я снова сменил тон. Когда я говорю серьёзно, начинаю впадать в уныние и становлюсь внушаем, а я хочу остаться при своём мнении и не идти у моей крошки на поводу. – Я буду очень осторожен. Обещаю, при первых признаках опасности сбегу домой и спрячусь под одеяло. С головой.

Хитер вздохнула.

– Я понимаю, почему ты шутишь, – сказала она как будто бы устало.

И снова – ого! Но Хитер не пошла дальше, чего я, признаться, опасался. С утра мне не очень нравятся такие разговоры, как, впрочем, не нравятся и вечером – я начинаю заниматься самоедством и не могу уснуть.