Я взглянул на Хитер ошалевшим взглядом.

– Я?! Пользоваться?! Да ты… Ты сама…

От возмущения я забыл все слова, и тирада, которую я хотел ей выдать по поводу того, что все мои обращения к Дастину в основном исходили от неё, погасла не разгоревшись, вместе с запрещающим сигналом светофора.

– Ник, в последнее время вы общались только по работе. Понимаешь? Помнишь Элли?

– Твою подругу? Причём тут…

– Она уехала, но я каждый пишу ей, поздравляю с днём рождения, со всеми праздниками, которые вспомню. На протяжении десяти лет, Ник. Я не хочу сказать, что я лучше тебя, я хочу сказать, что дружба – это не набор услуг, оказанных друг другу, она подразумевает ещё кое-что.

Я прищурил глаза, глядя в окно.

– Неплохо бы Дастину это понять.

Хитер вздохнула.

– Вы как малые дети, честное слово.

– Я…

И тут я снова замер.

– Стой.

– Что?

– Остановись!

Хитер свернула к обочине и включила аварийные фары.

– Что…

Я выскочил из машины и почти бегом побежал до старого рекламного щита. Про него, кажется, все забыли, потому что половина пикселей стёрлась, картинка наполовину состояла из блёклых синих квадратов, но даже в этой мозаике я узнал, чья половина лица, обрамленного алыми волосами, была на старой афише. «Эл н а: п ра л ви. ько в л бе „Те ый с ет“. чало в 23».

– Ник, что случилось? – спросила подбежавшая Хитер. – Ты в порядке?

– Я её нашёл.

– Кого?

– Селен Грандж.

Хитер недоумённо посмотрела на экран.

Утром я вскочил с постели раньше Хитер. Такого не случалось… Да в общем-то, никогда. Мысль о мисс Грандж не давала мне покоя половину ночи, а когда я, наконец, заснул, мне снились странные сны, полные рыжеволосых девушек.

Расправившись с завтраком, я вновь задумался над шарадой, которую увидел на рекламном щите. Набор букв явно содержал название места, где выступала мисс Грандж, вот только как его разгадать, лично для меня оставалось загадкой.

– Ты снова этим занят? – Хитер недовольно скривилась и плюхнулась в кресло. – Чего ты так вцепился в эту женщину?

Я удивлённо посмотрел на Хитер. Этот вопрос неожиданно загнал меня в тупик. Я бы мог сказать, что мисс Грандж – моя зацепка, что от того, узнаю ли я что-то о её смерти, зависит дальнейший ход моего расследования, но я понимал, что я совру. Прежде всего, самому себе.

В этот момент я явно ощутил, что здесь было что-то большее, чем желание написать материал и разобраться в этом мутном деле. Во-первых, эта женщина запала мне в душу. не так, как вы могли бы подумать – у меня была Хитер, с которой я был связан навечно и бесповоротно как минимум трудовым договором. Но Селен… Что-то было в ней такое… В её словах, в её глазах – что-то, что вызывало восхищение и одновременно… Сострадание. Когда мисс Грандж рассказывала о своей жизни, у меня возникло впечатление, что она давно хотела этим с кем-то поделиться, и выпей она ещё немного, я мог бы услышать немало интересного. Были ли эти откровения предсмертной исповедью, не знаю, но чувство, которое я испытывал, вспоминая её грустное лицо, руки, покачивающие виски в бокале, нагоняло на меня щемящую тоску.

Во-вторых, вспоминая неизвестную девушку, тело которой покинуло квартирку мисс Грандж, я чувствовал себя обманутым. Кем она была? Если это – подлинная мисс Грандж, то кто рассказывал мне ту трогательную историю и смотрел на меня задумчивым печальным взглядом? Лгала ли мне та красотка? Неужели эти грустные глазки были лишь притворством, на которое я клюнул, как птенец? Наверное, это играла моя гордыня. Или гордость. Между ними не такая уж большая разница – порог между собственным достоинством и смертным грехом весьма зыбок.