Цель 4: Личное Удовлетворение от Контроля и Эксперимента.

И, конечно, был элемент холодного азарта. Наблюдать за реакциями, просчитывать ходы, вносить хаос в чужую упорядоченную жизнь, собирать данные – все это приносило Марку специфическое интеллектуальное удовлетворение. Он был ученым в своей лаборатории человеческих душ, а Дайка и ее мать – объектами очередного опыта. Поступок был просто еще одним шагом в его исследовании границ своей власти и реакции мира на его изменившуюся суть.

Марк свернул на свою улицу. План был выполнен безупречно. Данные получены. Новый стимул для размышлений Дайки создан. А он… он остался чист, отстранен, неуязвим. Он контролировал ситуацию, дергая за невидимые ниточки, наслаждаясь своей ролью кукловода в этом все более странном театре, который он сам же и создавал.

Он анализировал внешние факторы, ресурсы, стратегии. Но он не анализировал себя. Мысль о том, что он сам меняется, что его холодность, его механистичность, его отсутствие эмпатии – это не просто черты характера, а симптомы глубокой, прогрессирующей дегуманизации, просто не приходила ему в голову. Его первое желание надежно блокировало любую саморефлексию, любую критическую оценку собственной личности.

Он не видел себя со стороны. Не видел пустых глаз, которые так напугали Дайку. Не слышал монотонности своего голоса. Не осознавал пропасти, которая разверзлась между ним и остальным человечеством. Он не догадывался, что с каждой сделкой, с каждым использованным желанием, с каждым холодным расчетом он все меньше походил на человека и все больше – на операционную систему. На эффективный, бездушный алгоритм, запущенный Черным Кубом для выполнения своей единственной функции – катализации распада.

Он считал себя игроком, стратегом, оператором. Но он не понимал, что сам давно стал частью механизма. Деталью. Функцией. И что человеческого в нем оставалось все меньше с каждым рассветом. Он просто выполнял программу, считая ее своим собственным гениальным планом. И никаких вопросов к себе у него не возникало. Система работала штатно.

Дни сливались в недели, недели – в месяцы. Школьная рутина продолжалась, но для Марка она стала лишь фоном, декорацией, которую он доигрывал с холодной отстраненностью. Приближались выпускные экзамены, ЕГЭ – тот рубеж, которого ждали все одиннадцатиклассники, но для Марка он имел особое значение. Это был не просто конец школы, это был конец его прежней жизни, конец необходимости мимикрировать под обычного подростка. Это был обратный отсчет к абсолютной свободе.

Экзамены не представляли для него ни малейшей сложности. Зачем зубрить формулы или даты, если можно за долю секунды получить точный ответ на любой вопрос прямым запросом к своему внутреннему источнику? Он не списывал – он просто знал. Его ответы были безупречны, вызывая удивление учителей и зависть одноклассников. Но к его личности вопросов не возникало – просто "гений", "талант", так бывает. Щит работал.

Социальные связи почти атрофировались. Дайка исчезла из его жизни окончательно, так и не попытавшись возобновить контакт после того последнего разговора. Макс и другие бывшие приятели держались на расстоянии, ограничиваясь вежливыми кивками. Шон оставался его тенью – молчаливой, исполнительной, вечно напуганной (гистология родинки, к счастью для Марка, оказалась отрицательной, но страх остался). Шон был удобен – курьер, информатор по школьным мелочам, напоминание о действенности "Клейма" и "Поступка". Мать дома продолжала свое тихое, улыбчивое безумие в стерильно чистой квартире. Отчим так и не вернулся.