— Это так опасно, что король лично заинтересовался ее гибелью? — Тристан удивлено приподнял бровь. — Видимо, умерла в родах, так случается. Была не замужем, поэтому белое платье.

— О да, опасно. И не так просто! Она именно убита, а не умерла по каким-то естественным причинам, — Генрих протянул Тристану плотный картонный прямоугольник, к которому была приклеена фотография места происшествия. Глянув на нее, Тристан удивленно присвистнул. — Девушку опознали, она пропала всего неделю назад. Но выглядит она так, словно трупу минимум десять лет. Спелената, как мумия. Ну, и вида неприглядного. Младенец тоже… странный. Не совсем человек. И отчего умер — не ясно.

— Однако!

— Увидев все это, наша стальная Клэр вдруг впала в истерику. Расплакалась. Даже чуть не упала в обморок. Странно, вы не находите? Вы же видели ее. Очень уравновешенная и сильная особа. А тут…

— Да, — согласился Тристан. — Она не производит впечатления истерички. Даже наоборот. Алекс уже готов взорваться. Она довела его до белого каления.

— Я разговорил ее. Она сначала плакала, но потом призналась, что сама была в подобной ситуации. В белом платье, в гробу и с младенцем на груди. Раненая, почти мертвая.

— Что?! И сумела выкрутиться из этой ситуации?! Однако, сильна…

— Да. Редстоун — фамилия громкая. Герцоги Редстоуны — алые гордые львы, полные мощи. А Клэр служит мне за сравнительно небольшое жалование. Семья от нее отреклась.

— Почему бы?

— Видишь ли, Клэр… словом, единственная наследница богатого и уважаемого рода, она сбежала с мужчиной. Как-то проходимец вскружил юной, неопытной девушке голову и тайно увез ее.

— И поэтому надо отрекаться от единственной дочери?

— Ну, не все же так демократичны, как ты, Тристан. И не все плюют на свой род и свое имя, как ты. Редстоуны берегут свою честь. А тут — побег непонятно с кем. Позор!

— Девица была изнасилована? Совращена?

— Да, как будто бы, нет.

— Это она так сказала? Соврала.

— Да зачем ей врать? Она призналась в порочащем ее имя поступке, в легкомысленном побеге с мужчиной. Зачем скрывать что-то еще?

— Это же женщина. Она может солгать потому, что ей стыдно. Никогда не признается в том, что ее ухватили за задницу, потому что от этого у нее на чулках стрелка пошла. К тому же, младенец на груди… младенцы не берутся из ниоткуда, я-то точно знаю, как они получаются. Но не важно. Как она вообще увязала свое грехопадение с этой несчастной?

— Она рассказала, что мало что помнит после побега. Но гроб, младенец и дешевое белое платье — да. Слишком много мелочей показалось ей знакомыми.

— М-да… Как жестоко. Так поступить с совсем юной, невинной девушкой, которая, к тому же, без ума влюблена в того, кто это сделал…

— Поэтому она здесь.

— Жаждет мщения, насколько я могу понять?

— Мщение? Я бы больше опасался мщения, будь я на месте ее родных. Она государственный служащий высокого ранга, ей стоит только попросить, и они пойдут по ее пути нищеты, отчаяния и трудностей. Но она не просит. А вот мошенник… Она понимает, что он заслужил кары, как никто. Ведь он может искалечить много, много невинных девушек.

— Но она все же жаждет его поймать и наказать за себя, а не за гипотетические чужие изломанные судьбы.

— Это дело чести, — сухо ответил Генрих. — Найти человека, который закончил ее жизнь.

— Но она жива, — резонно заметил Тристан.

— Физически да, — сухо ответил Генрих. — Но для света, для ее семьи ее словно и не было. Громкое имя, а ни наследства, ни титулов, ни места в свете, ни надежд выйти замуж за приличного человека ее круга. К тому же, самое главное: с ее магическим даром что-то не так. Он словно есть, но будто бы и нет его. Она калека; колдует всякими ухищрениями и при помощи различных приспособлений и амулетов. Но держится при этом очень уверенно. И стоит много, очень много. На нее можно положиться.