– Ничего похожего, – хмуро сказал Умари. – Однако, ничто в этом конферансье не предвещало самоубийцу, вот что меня занимает. Бойкий, красноречивый лгун… И зачем ему было умирать – ведь он не знал, что пианист раскололся?

– В этом ты прав, – согласился Блэйк. – Может, боялся повторного допроса? Не выдержал – нервы сдали?

– Или не знал, что во флаконе яд?

– Как такое может быть?

– Посмотри, как выгодна его гибель тому, чьё имя он не сможет нам теперь назвать…

– И что, по твоему, этот кто-то дал Эрику флакон, а потом, на расстоянии, внушил мысль открыть его?

– Может, записка какая-нибудь при нём была?

– Ну уж записку-то нашли бы…

– Флакона не нашли, а записку – нашли бы?

– Да не было при нем записок – куда бы она делась, съел он её, что ли?..

В этот момент спор дознавателей прервал вошедший стражник, доложивший о приезде владельца театра «Авэн».

Господин Гестор был высок, дороден, хмур. Нелегко было философски воспринять грозившее театру разорение. Хозяин театра сидел перед дознавателями, как понурая гора, не в силах даже предположить, кто постарался так навредить ему.

– Враги? Конкуренты? – спрашивал Умари.

Владелец только отрицательно покачал головой:

– Нет, конкуренты так рисковать не будут. Они тоже жить хотят…

– Расскажите об этом вашем конферансье. Откуда он родом? Где учился? Давно ли в театре?

Оказалось, Эрик служил в театре «Авэн» уже два года: молодой актёр на вторых ролях.