На протяжении нескольких лет «Гордый орел» казался Нэтчу настоящим раем. Он с рвением принимался выполнять задания и, закончив работу, просил новые, опасаясь принимать эту возможность как должное, поскольку понимал, что вечно так не продлится.

Родственники стали съезжаться в полдень накануне дня посвящения, продолжая прибывать в «Гордый орел» до позднего вечера. Нэтч из дальнего угла наблюдал за тем, как его собратья по улью уединяются со своими родителями, дядьями и братьями, чтобы выслушать от них напоследок еще одну крупицу мудрости, которую можно будет взять с собой на посвящение. Он пытался представить себе Лору, свою мать, которую он никогда не видел, гадая, какой совет она дала бы ему сейчас.

Вдруг Нэтч почувствовал руку у себя на плече. Он резко обернулся, но это был лишь Хорвил. Хорвил, самый беспокойный ребенок в улье, а также самый неряшливый и самый толстый. Хорвил, единственный друг Нэтча.

– Значит, ты полагаешь, это будет болезненным? – спросил Хорвил.

Прежде чем Нэтч успел что-либо ответить, к ним подошел еще один мальчик, старше их. Он обладал суровой красотой и сознавал это; его лицо было эталоном платоновской симметрии.

– Ну разумеется, это будет болезненным, – с издевкой произнес Броун, надвигаясь на Хорвила. – Что такое посвящение без боли? Что такое жизнь без боли?

Вызвав программу статического электричества, он ткнул мальчишек в бок. Вскрикнув, Хорвил отскочил в сторону, но Нэтч быстро запустил программу заземления, нейтрализовав разряд.

– Я очень надеюсь, будет не слишком больно, – проскулил Хорвил, успокаивая себя. Он запустил «Анальгетик 232.5», снимая жжение в боку. – Вряд ли я смогу вытерпеть сильную боль.

Броун и Нэтч какое-то мгновение молча мерили друг друга ледяными взглядами.

Вскоре после этого приехали родственники Хорвила и Броуна, и Нэтч остался в углу наедине со своими мыслями. Хорвила окружила толпа кудахчущих тетушек и двоюродных сестер, похоже, готовых запихнуть в него свой совет с помощью гвоздодера, если такое потребуется. Броун удалился в сопровождении двух идеальных, словно с рекламной картинки, родителей, похожий скорее не на их отпрыска, а на продукцию той же самой фабрики. Прежде чем уйти, он напоследок еще раз злобно ухмыльнулся Нэтчу.

– Не одному только Хорвилу будет больно, – выпалил ему Броун по «Конфиденциальному шепоту».

Все знали, чего ожидать от посвящения, однако, по мере того как приближался назначенный час, напряженность нарастала. Учащимся, разделенным по половому признаку, предстояло целый год провести в дикой природе, с отключенными КОПОЧ. Био-логические программы, регулирующие сердцебиение, ведущие календарь и оптимизирующие объем памяти в головном мозге, будут остановлены. Учащимся придется смотреть на слова, не имея возможности мгновенно узнать их значение из «Моря данных». Они будут сморкаться и кашлять, получать синяки и ссадины и забывать нужные вещи. И, самый кошмарный ужас, они будут просыпаться среди ночи, чувствуя, как самое настоящее дерьмо струится по их кишечнику…

– «Человеческие существа являются лишь подпрограммами человечества», – произнес чей-то голос.

Должно быть, Нэтч незаметно для себя задремал, поскольку он не заметил подошедшего к нему мужчину средних лет. Его одежда песочного цвета определенно была немодной (да к тому же еще и плохо скроенной), однако на лице застыла рассеянная дружелюбная улыбка человека, постоянно витающего в облаках. В миндалевидных глазах смутно чувствовался Восток. Нэтч вежливо улыбнулся мультипроекции Серра Вигаля.

– Эти слова принадлежат Шелдону Сурине, – мягко продолжал Вигаль.