Нет, третий этаж, внизу мягкая клумба, она расшибется, но не насмерть, будет лежать в новом импортном платье в грязи, с переломанными костями, трястись от боли.

Тезисы съезда не помещались. Маргарита Львовна встала на цыпочки и попыталась использовать пространство на самом верху доски. Платье предательски задралось сильно выше колен. Спину ее буквально прожигали взгляды мальчишек. Даже не поворачиваясь, она могла представить себе выражения на их лицах, каждого в отдельности. Да, она нравилась многим в классе, хотя девочки из зависти дразнили ее шваброй.

Нездоровая популярность не радовала ее, скорее бесила. Вдобавок один влюбленный ученик завел привычку дежурить у ее подъезда по вечерам. Он, конечно, мог запросто проследить и увидеть, к кому она так радостно мчится. Рано или поздно донесут директрисе, а та сожрет ее с потрохами. Виной всему ее внешность – она выглядит ровесницей этих мальчишек. Горящий от возбуждения взгляд и новые наряды, – все это приманивает дебиловатых подростков, которым наплевать на историю.

Вот сейчас ей придется присесть на корточки и десяток глаз вопьется ей в поясницу, выглядывая, как сквозь ткань просвечивает нижнее белье. Тонкая рука Маргариты Львовны задрожала. Мел упал на пол. Она резко обернулась к классу.

– Ну что ты на меня уставился, идиот? – гнев ее обрушился на первого попавшегося ученика. – Ты мне дырку прожжешь в спине. Лучше бы на доску смотрел!

Близорукие глаза ученика, его звали Дима Колюшев, виновато забегали. Он смешно опустил голову вниз, точно несмышленый бычок. Некоторые девочки злорадно заулыбались.

– Что вы все на меня уставились, недоумки? Что вы там хотите увидеть под платьем? Впрочем, погодите, если вы так настаиваете, я вам сейчас все покажу!

Маргарита Львовна слегка наклонилась, взяла в руки подол платья и резким движением рванула его вверх. Она так застыла с задранным подолом. По крайней мере, эти мерзавцы теперь не видят ее лицо.

– Не надо! – послышался тоненький визг с задней парты.

Голосок принадлежал Вике Петровской, тихой девочке из культурной семьи. Остальные ученики словно воды в рот набрали. У Маргариты Львовны закружилась голова, пропало ощущение времени. Вспомнилось почему-то лицо Игорька: скошенный лоб, пухлые губы, трогательные кудряшки, торчащие из-под детской лыжной шапочки, которую он носил на работу из шутовства. «Верблюдик мой любимый, не отдам тебя подлой разлучнице Нюрке», – успела подумать учительница.

– Что тут у вас происходит? – Писклявый голос военрука подействовал как оплеуха.

Несчастная историчка с такой силой дернула подол платья вниз, что на поясе затрещал шов. Щеки обдало жаром, по позвоночнику пробежал холодок, язык присох к гортани. Слезы покатились ручьем по щекам. Она прижала ладони к лицу от стыда, невольно вспоминая, как некрасиво смотрится, когда плачет.

– Вас срочно вызывает Инесса Павловна, – сказал военрук, не скрывая злорадства, грудь его выгнулась колесом от гордости, будто у его ног распростерся пленный вражеский генерал.

***

Алексей склонился над учебником: выпускной год – время надежд и страха. Ночью почти не спал, теперь его мутило от бессонницы. В промозглой квартире не получалось расслабиться. Хотелось полежать в ванне, но горячую воду уже отключили. Оставив тщетные попытки сосредоточиться, он вышел на балкон, закурил и отрешённо посмотрел вниз.

На улице стояла удушающая жара. Двор, знакомый до последнего камушка, сегодня казался чужим – будто мутный отпечаток с пленки фотографа-неумехи. В памяти всплыло дурацкое понятие из школьной химии – метиленовая синька. Почему-то оно ассоциировалось с обманом зрения.