Никому и никогда я не рассказывал о том, что увидел и что узнал.

В тех карасах, что я заложил во дворе нашего винодельческого цеха, должно было получиться лучшее вино за многие годы, может быть, оно даже было бы похоже на то Великое Вино, о котором мечтали мы с Константином, пусть и видели его каждый по-своему. Но мне было бы достаточно, если бы его оценили не во дворце, а в простом доме на душевном празднике или шумной свадьбе, или за нехитрым ужином, когда хозяйка достаёт из тонэ горячий пури, а на столе стоят глиняные тарелки с долмой и лобио. И тогда уставший хозяин, подняв глиняный таси с моим вином воскликнул бы удивлённо «Ра сурнели^>3»!

Повторюсь, мы с Контрадзе возлагали на этот урожай большие надежды, может быть, по неопытности своей, были слишком оптимистичны. Ни он, ни я тогда не были готовы к Великому Вину, а лишь предчувствовали его.

Константин хотел мечтал изменить мир своими руками, дать повод для гордости своей землёй, я же просто не хотел никуда уезжать из совхоза «Самшобло», ежедневно следить за созреванием вина, своими глазами увидеть, как наступившие декабрьские холода остановят брожение, ждать, чтобы в вине сквозила приятная терпкая сладость, утешительная и обнадёживающая, слить вино с осадка и вновь запереть его в квеври, где оно на протяжении нескольких зимних месяцев будет тихо спать и грезить ароматами гор, источников, звериных троп и продуваемых ветрами ветхих сараев, неспешных отар, бредущих по холмам, домашних сквозняков и узловатых руин крепостей, ароматами жизни, парящими над нашими головами и сулящими долгожданные мир и любовь.

Я хотел так, но Бог судил иначе.

В начале февраля тридцать восьмого какие-то серые люди, все сплошь грузины, приехали к нам в совхоз и «освободив» кабинет главного технолога от его хозяина, по очереди разговаривали с начальниками цехов, участков, мастерских, с простыми рабочими и виноградарями. Директор, Соломон Ионович Миль, сказал нам с Контрадзе, что эти люди приехали из Телави по заданию самого Серго Гоглидзе, знаменитого «гроссмейстера» НКВД, только что награждённого орденом Ленина, и ищут саботаж. Миль был очень зол, его щёки пылали, глаза сузились, а губы, и без того кривые, выплясывали поминутно, изображая то гнев, то горе, то решимость «прекратить это безобразие». Серые люди исчезли, а директор всё не мог никак успокоиться, на совещаниях был задумчив, и признался завцехом Яхно, что поедет с жалобой в ЦК Республики. Там у него есть хороший знакомый, старый большевик Шио Чеишвили, он разберётся, что это за заговор такой и кто вредитель.

***

В самом начале мая 1938 года, по заданию директора, я поехал в Тетри-Цкаро делать заказ на бочки и должен был вернуться через несколько дней, но зарядили плотные дожди и Кура вышла из берегов. Мир вокруг стал погружаться в пучину мутной воды, многие уже без иронии говорили: «Потоп!». Селение Скра и вовсе превратилось в топкое болото, овцы, куры и собаки спасались на крышах, от дома к дому жители пробирались на лодках. Тетри-Цкаро отрезало от внешнего мира, были повалены деревянные столбы, несущие электрические и телефонные провода, город погрузился в первобытную тьму, лишился связи с Тбилиси. А единственная дорога к городу была завалена камнепадом и забита грязевыми потоками с гор.

Я жил у гостеприимного заведующего бочарной мастерской Георгия Мгеладзе и его жены Лии. Вся работа встала, и нам ничего не оставалось делать, как часами сидеть втроём на просторной веранде второго этажа его дома и вести разговоры. Я много узнал от Георгия о дубе и тонкостях бочарного мастерства. Мы спорили о роли бочки в выдержке и созревании вин и без устали дегустировали, сравнивая бочковое вино, которое так любили Мгеладзе с тем, что сохранялось в квеври. Мы выпивали по семь-восемь кувшинов за день, и следует признать, калбатоно Лия от нас не отставала. А лобио с кинзой и солёные зелёные помидоры у неё никогда не переводились. Я же рассказал Мгеладзе о нашей с Константином идее создать Великое Вино, скромно заметив, что мы, может быть, уже близки к этому. На это батоно Георгий ничего не сказал, только с любопытством и тревогой посмотрел на меня. Под эти разговоры было выпито очень много ркацители и цицки, съедено немало хлеба с солёными помидорами.