Но в полдень небо стремительно почернело и хлынул ливень такой силы, что с гор понеслись мутные потоки, которые не иссякали до самой ночи. Суховатые от безводного поста лозы напитались влагой и ягоды стали разбухать прямо на наших глазах, даже их цвет из чернильного, сочного стал более размытым, опаловым. Контрадзе чуть не плакал. Я утешал его тем, что до сбора урожая ещё больше недели и за это время ягоды «похудеют».

Саперави – это тот сорт винограда, что при всей своей деревенской диковатой простоте, весьма стыдлив. И если виноградарь излишне обнажает гроздья от покрова листвы, он травмируется откровенным вниманием солнца, закрывается, становится грубым и резким. Ягоды саперави не должны быть чрезмерно сочными. Они дают более насыщенный аромат, если земля не переувлажнена дождями, тогда на гроздьях, одна к одной, созревают плоды живые, весёлые и подтянутые, как деревенские девушки. Кожица такого винограда плотная, прочная, она защищает от ночных холодов, дневного зноя, холодной росы, утренних туманов и насекомых. Вы не получите хорошего саперави в жарких, прокалённых долинах. Ему нужна полночная прохлада, которая остужает ягоды, даёт ей отдохновение, наполняя её соки ароматами земли, тогда как как днём высокое солнце передаст ему ароматы неба. Только из таких ягод мы можем получить мощное и сложное вино, наполненное полифонией звуков земли.

Я с удовлетворением осмотрел свои лозы, «три сорокá», которые почти не пострадали от ливня, поскольку находились в самой верхней точке виноградника, считавшейся худшей из-за засушливости и меловых слоистых пород, залегавших под тонким слоем коричневого глинозёма. На моей делянке росли: сорок лоз ркацители, сорок – саперави и тридцать три – мцване. Конечно, мцване было не сорок лоз, но я округлял их число для создания совершенной, магической красоты цифр. Когда пришёл срок сбора урожая, или по-местному «ртвели», качество ягод на этих кустах был превосходным. Я заложил три глиняных караса вина. В одном карасе, называемом здесь «квеври» был чистый бледно-янтарный сок саветийского ркацители с небольшим осадком из мезги – кожуры и виноградных косточек, пожелавший стать лучшим вином для любви, песен, душой застолья. Вино имело характер моей матери. В другом сосуде на плотной мезге вызревал благородный мцване, предназначенный для угощения только почётных гостей на больших праздниках. Это гордое и красивое вино было будто бы слеплено с образа моей сестры Гулаб, которой даже лёгкая хромота не могла помешать выглядеть, как царица Тамар. В третьем карасе, где к половине рубинового сока саперави я добавил лиловый сок, бережно отжатый из кистей александроули, выпрошенных у Контрадзе (конечно, с одобрения Соломона Ионовича), формировалось вино дивной силы, терпкое, чуть горьковатое и мужественное каким был мой отец.

Во разгар ртвели в тот год мы испытали нашествие енотов на Савети. «Уж лучше кабаны», – твердил Контрадзе, сбивавшийся с ног, организуя охрану виноградников от этих прожорливых зверьков. Воздух на холме был пропитан вязким ароматом спелых ягод, отчего эти несносные животные обезумели, буквально теряя чувство самосохранения и готовы были рисковать шкурой ради кисти спелого саперави. Еноты потеряли страх, не боялись пуль, исчезали внезапно и появлялись словно из-под земли, пробирались к ягодам под покровом ночи и на рассвете, вели партизанскую войну, устраивали отвлекающие манёвры и обманывали собак. Однако, к концу ртвели жена Соломона Ионовича получила отличную енотовую шубу.

Две недели сбора я почти не спал, похудел до полупрозрачного состояния и дважды падал в обморок. Но мы успели до дождей, хотя еноты попортили несколько сотен гроздей, которые мы собрали отдельно и заложили две квеври вина для себя, а я назвал его по-армянски – «рекон