Туристы, юнги, комсостав;
Вдруг из толпы выходит тот,
Кого я числил полубогом,
В нем перемен совсем немного,
Подходит, руку подает,
О доме задает вопросы,
Дивится горю моему —
Бывать случается уму,
Где не летают альбатросы!
В нем все как прежде, все отрадно,
Смерть не оставила следа,
Смерть не наведалась сюда —
И это мне совсем не странно…
XV. Под вечер разыгрался шторм
Под вечер разыгрался шторм.
Скользя меж двух разъятых туч,
Косой, последний, солнца луч
Находит жизнь в руинах форм —
Летят грачи, бредут стада,
Кружатся листья на ветру;
Фантазия моя в игру
Вступает медленно тогда —
Что этот звук печальный значит,
Который буря принесла
Вдоль вязкой плоскости стекла —
Не скрип ли тех упругих мачт?
И встреча с ним уже близка?
Лишь мысль, но я боюсь, что ей
Усилю мертвый стук ветвей;
И вновь гляжу на облака —
Две тучи, сомкнутые снова
В один нависший бастион;
Пожаром опоясан он
Над ветхостью жилья земного.
XVI. Я произнес слова, и что же
Я произнес слова, и что же?
Одна душа вместить покой
Отчаянья и вихрь такой
Подвижной боли разве может?
Не на поверхности ли только
В душе то шторм, то тишина?
А глубина ее темна
И с песней жаворонка тонко
Согласна, тени форм безбрежных
В небесных струях растворив.
Но, может, мой корабль, на риф
Судьбою брошенный небрежно,
Разбит? Пробоина смертельна?
Накренившись, идет ко дну?
Рассудок я себе верну
Иль отдал личности отдельной?
И с ней делю теперь я сны,
Мечты о будущем и прошлом,
Без плана действием оплошным
Питаю призраков вины?
XVII. Твой путь, корабль, уж к цели близок
Твой путь, корабль, уж к цели близок,
И много раз оплакан груз;
Мои молитвы множат грусть,
Но помогают силе бриза
Наполнить жизнью паруса;
Я много дней в воображенье
Следил, как горизонт скольженья
Твой обрамляют небеса;
Когда в краю английской речи
Вдоль берега твой ляжет путь,
Моим благословеньем будь,
Как маяком надежным встречен.
Под солнцем и в мерцанье звезд
Спеши, вези любимый прах,
Будь ловок на семи ветрах;
А между тем порядок прост —
Мне не дано – и в этом суть —
Увидеть друга во плоти,
Пока не суждено пройти
Всей смертной расе этот путь.
XVIII. Нас чуть утешит малый труд
Нас чуть утешит малый труд
Идеи, что земле родной
Он отдал прах свой, и весной
На ней фиалки расцветут.
С ним рядом родственники спят,
Постель ему – английский дерн,
Покоен будет, где рожден,
Дни юности о нем скорбят.
Гроб, руки чистые, несите
И плачьте, чистые сердца,
Пред маской спящего лица
Последний ритуал вершите.
О, если б я по древней вере
Мог броситься к нему на грудь
И жизнь в уста его вдохнуть!
Жизнь, что осталась в малой мере
Во мне, но все еще горит,
Лишь разгорается сильней,
Мой разум крепнет вместе с ней,
Из боли новый мир творит.
XIX. Покоен прах в земле родной
Покоен прах в земле родной,13
Дунаем Северну вручен,
И Северн, горем удручен,
Лег под кладбищенской стеной.
Идут приливы чередой —
И Северн и болтливый Вай,
Журчащий меж камней и свай,
Соленой полнятся водой,
Разлившись в тишине холмов.
Я сам соленым горем полн.
То слезы или пена волн?
И песня мается без слов.
Прилив уходит. Шлюзы снова
Заводят музыку свою.
Спадает боль. Я узнаю
Родные очертанья слова.
XX. Печалей малых скорбный вид
Печалей малых скорбный вид,
Их нежный хор в минорном тоне —
Как горе слуг в господском доме,
Где гроб хозяина стоит.
Расплачутся, того гляди,
И выдают смятенье слуг
Бесхитростные мысли вслух:
«Таких хлебов уж не найти!»
Мне тоже в слове помощь – та,
Что в нем растает часть кручин,
Снежинки слезных величин,
Но глубже – горя мерзлота.
Не слуги – дети, у огня
Не в силах душу отогреть,
В глазницы Смерти посмотреть,
Застыли, головы склоня.
«Как был он добр!» – обрывки фраз;
Смерть занавесила крылом