Лена взяла Ванин опус на два дня…

…вот Пьеро. При каждом неловком движении с него осыпается пудра. Щеки его – горят. Они раскрашены пунцовой помадой… хотя иногда кажется, что помада все-таки – защитное средство. А то ведь ненароком подожжет чего-нибудь. Угловатое изящество подростка – и азарт игры… и недоумение, а что – неужели это всего лишь игра такая?!

А что – разве можно-таки поиграть?

Где-то здесь (именно здесь – сомнений нет!) обитает Прекрасная Дама. Кто она?! Которая – из них? Непременно – из них, а как же!

Да… декорации, сценография… как же я упустила из виду! Вначале сцена представляет собой замкнутое пространство: прозрачный параллелепипед, что-то вроде аквариума, или, может быть, как у Метерлинка в пьесе «Там, внутри» – освещенная комната под всезнающим взглядом Постороннего. Интерьер – нечто среднее между школьным классом и Летним садом, местом академических прогулок, в которых роль Учителя очень эффектно исполняет бело-красный Арлекин – вплоть до конца второго акта. Коломбина с веером страусова пера танцует с ним па – де – де и, совершив грациозный поворот (не меньше взятия Бастилии), скрывается за кулисами, чтобы затем в гран – па снова солировать, посылать воздушные поцелуи в зал и исчезать, раскрывая возможности новой мизансцены…

Затем одна из стенок «аквариума» как бы приподымается – и зрителю становится виден кусочек городской улицы… ля-ля тополя… вид с балкона… дяденьки и тетеньки – немножко смешные, немножко жалкие (они ведь не подозревают, что всего лишь нарисованы на куске старого холста…).

Третий акт назовем для себя (условно!) " Желтые Бантики и Черный Волк». Роль маленькой девочки Желтые Бантики досталась Адели. А Волка сыграет…

Впрочем… неприлично зрителю говорить за режиссера. I’m sorry…

…если не хлебом единым жив человек, то, может быть, камнем?

– камнем и каплей смолы, что приклеит к нему другой камень.

– есть ли число приклеенным смолой камням?

– нет числа, этот ряд устремлен в бесконечность.

– где конец бесконечности?

– в точке твоего существования – здесь и сейчас.

– эта точка тоже камень, да?

– мысль о камне, что не хочет отпустить твою голову.

– тогда она жидкая; камень – тверд… это – не она.

– камни текут, мысль плавится… где лежат ее очертания? кто рискнет назвать ее? у кого ее голос?

– у Меня!

– пой! я буду слушать!

– ага, щас!

– мое ухо висит на гвозде внимания! «Щас» – великолепное начало!

– да уж, Гвоздь вон тоже – весь внимание!

– это ему по роли так положено.

– «Работайте, девочки, я принесу вам еще гвоздочков», – так говорила наш завхоз Валентина Константиновна, когда я у нее практику отрабатывала.

(из частного разговора Серебристо-черной маски)

Нужно ли пояснять, что Гвоздем наши Маски называют Пьеро, тонкого, изысканного, нежного… как сказала бы Марина Ивановна – «весь девятнадцатый век»?..

«…я не могу говорить с Вами на равных. Я не могу спорить с Вами по поводу своих стихов. Надо мной довлеет сознание того, что мне, по сравнению с Вами, всего 16 лет, и я всего лишь плохо воспитанный мальчик и «недоучка» рядом с изящной светской леди, которая того и гляди заговорит с тобой по-французски или по-итальянски. Это не просто, но я, по крайней мере, пытаюсь «держать удар».

Держись, Пьеро! Держись!!!

…И написала «Зеркало».

Зеркало. Сколько раз оно обманывало, утешало, мучило, льстило? Казалось бы, такая простая, бездушная вещица, как зеркало, может вызвать столько эмоций, сколько не вызовет ни одно огромное событие. Для девушки – это и мать, и лучшая подруга, всегда подскажет, посоветует. А для молодого человека – это способ самосовершенствования…