«Доктор Рейн был прав, – сказал Технолог-1, завершая калибровку. – Ваш когнитивный профиль идеален для интеграции. Потенциал для значительного усиления. Мы ожидаем выдающихся результатов.»
Ее похвалили. Как эффективную машину. Алиса попыталась улыбнуться, но мышцы лица не слушались. Она чувствовала себя лабораторной крысой, которую готовят к решающему, необратимому эксперименту. Лабиринт «Кроноса» затягивал ее, а путь назад был не только закрыт юридическими и финансовыми барьерами – он стирался из самой реальности этого места, где человек был лишь временным носителем для вечной Системы.
«Процедура начнется через тридцать минут, – объявил ассистент, появившись в дверях как по щелчку. – Вас проводят в операционную. Расслабьтесь, доктор Воронова. Скоро вы перешагнете пределы человеческого.»
Его слова не несли утешения. Они звучали как приговор. Алиса взглянула в зеркальную стену. Ее отражение смотрело на нее широкими, наполненными первобытным страхом глазами. Глазами человека, который вот-вот шагнет в неизвестность, подписав отказ от всех прав и согласившись стать чем-то… иным. Последняя мысль перед тем, как ее повели в операционную, была простой и жуткой: Во что я себя вписала?
Сила «Кроноса» ощущалась не как грубое насилие, а как абсолютная, неумолимая хватка системы, где юридические параграфы, финансовые обязательства и холодная логика «оптимизации» сплелись в неразрушимую клетку. Лабиринт не имел выхода. Только путь вперед, вглубь, к рассвету, который мог оказаться искусственным светом операционных ламп, навсегда выжигающим тень ее прежнего «я».
Глава 4: Операция Рассвет
Операционная не походила ни на одну, где Алиса когда-либо бывала. Здесь царил не стерильный белый свет, а холодное сияние, исходящее от самих стен, напоминавших жидкий металл. Воздух вибрировал от неслышимого гудения мощных систем. В центре, подобно алтарю, стоял хирургический стол сложной формы, окутанный сетью манипуляторов и сканеров. Алису уложили, зафиксировали мягкими, но неумолимыми ремнями. Ее голова покоилась в прозрачном коконе, изнутри которого на нее смотрели десятки крошечных линз.
«Доктор Воронова. Начинаем процедуру интеграции „Прометея“. Процесс полностью автоматизирован, под контролем системы „Афина“. Расслабьтесь. Ваша роль – пассивное наблюдение.» Голос из скрытых динамиков принадлежал не Рейну и не безликим разработчикам. Он был лишен личности, чист, как дистиллированная вода. Голос самой Системы.
Анестезия пришла не через иглу, а через легкое прикосновение холодного газа к лицу. Сознание не отключилось мгновенно, а начало медленно растворяться, как сахар в воде. Ощущение тела угасло, оставив лишь плавающее «я» в пустоте. Но вместо темноты ее поглотил океан данных. Перед ее внутренним взором – не глазами, а самим восприятием – плыли голографические схемы ее мозга в невероятной детализации. Нейроны светились, как звезды в галактике, синапсы мерцали импульсами. Это было одновременно и красиво, и чудовищно интимно. Ее разум был выставлен на всеобщее обозрение безликих машин.
«Начало этапа: Интеграция нейросети-носителя.» Система «Афина» сообщала о каждом шаге тем же бесстрастным тоном. На экране сознания Алисы появился «Прометей». Он не был бездушным куском металла. Это была живая, дышащая структура – сплетение золотистых нитей тоньше паутины, мерцающих собственным мягким светом. Он напоминал инопланетное растение или нервную систему призрачного существа. Почти мистическое видение прогресса.
Манипуляторы пришли в движение. Нечеловечески плавные, без малейшей дрожи. Их инструменты – не скальпели, а лучи сфокусированной энергии и наноманипуляторы. Они работали на уровне, недоступном самому виртуозному хирургу-человеку. Ткани расступались без крови, кость растворялась под лучом с атомарной точностью. Алиса наблюдала, как «Прометей» приближается к обнаженной поверхности ее мозга. Ни боли, лишь холодное, отстраненное любопытство и глубинное ощущение нарушения. Святая святых ее «я» была вскрыта, и в нее впускали нечто иное.