Однако, согласно некоторым новым исследованиям, важность моральных соображений и большое количество оправдательных приговоров не могут быть объяснены социальным составом коллегии присяжных229. Количество оправдательных приговоров было примерно одинаковым независимо от происхождения и положения присяжных. Юридическое образование или его отсутствие не были решающим фактором. Принимавшиеся присяжными решения были в большей степени связаны с новыми представлениями о человеке, размыванием понятий вины и вменяемости в уголовном кодексе и расширением состязательности судебной практики. Во-первых, последнюю треть XIX века характеризовало изменение представлений о поведении человека: гуманистические теории о свободе воли постепенно уступили место акценту на социальные и (или) биологические факторы, объяснявшие преступную деятельность230. Если считалось, что совершенное действие являлось реакцией на социальные изменения или естественные побуждения, его невозможно было осудить. Известны многочисленные случаи – как в Казани, так и в других городах, – когда присяжные собирали деньги для оправданных убийц или начинали благотворительные акции в поддержку молодых преступников231.
Что еще более важно, мораль была закреплена в уголовном кодексе империи, который различал виновность и вменяемость. Люди, совершившие преступление, не обязательно были «виновны» в нем (поскольку их физическое или психологическое состояние могло повлиять на их действия). Именно юристы или присяжные должны были смотреть за рамки улик и определять «виновность» людей232. То, что признавшиеся преступники могли считаться «невиновными», не было связано с юридическим невежеством – это было логическим следствием глубокой морализации уголовного кодекса империи, побуждавшей юристов уделять особое внимание вопросу виновности.
Третьим фактором, объясняющим важность нравственных аргументов, является появление состязательного суда, в рамках которого присяжных просили принять чью-либо сторону. Расширение принципа состязательного судопроизводства означало, что все стороны должны были участвовать в прениях и допросах, после чего присяжные заседатели принимали решение233. Этот принцип не только повышал позиции адвокатов, чьи риторические навыки теперь могли решить исход дела, но и усиливал значение разнообразных представлений о справедливости и честности. Адвокаты, которые чаще всего выигрывали свои дела, обычно взывали к совести присяжных. Они делали акцент на нравственном аспекте дела, а не утомляли аудиторию техническими деталями или юридической терминологией. Успешные адвокаты понимали, что право являлось не столько абстракцией, сколько динамичным процессом, в рамках которого отстаивалась справедливость, и понимали, как примирить законность с народными представлениями о ней234.
Консервативные критики пореформенного правового порядка, которые склонны были называть суды присяжных «судом улицы» и «общественным самосудом», настаивали на их неэффективности, обычно насмехаясь над высоким процентом оправдательных приговоров235. Тем не менее постепенное усиление новых судов было не просто либеральной фантазией. К концу XIX века значительная часть населения уже проголосовала ногами, стекаясь в суды по гражданским делам и массово заявляя о преступлениях, в том числе и представители российских меньшинств. Архивы Казанского и Симферопольского окружных судов полны дел, в которых татары и представители других народностей инициировали гражданские споры или сообщали властям о преступлениях, совершенных в их общинах. Справедливо предположить, что именно сочетание вышеупомянутых принципов судопроизводства способствовало привлекательности новых судов: более независимое, формализованное и предсказуемое судебное разбирательство в сочетании с тем обстоятельством, что новая система поощряла нравственные аргументы, которые люди хорошо знали и понимали.