Выделяя триаду исламского (адат), обычного и государственного права, исследования, посвященные изучению мусульманского опыта, значительно расширили рамки анализа правового плюрализма в колониальном контексте247. Однако такая классификация проблематична. Во-первых, как и идея двойственности правового поля у колонизаторов и колонизированных, такое разделение на три правовые сферы не соответствует юридической практике. Участники правового процесса считали себя членами более чем одного правового сообщества, и поэтому они регулярно обращались к различным правовым институтам – подобное пересечение границ между правовыми сообществами заставляет усомниться в существовании упорядоченных правовых систем248. Во-вторых, любой случай правового плюрализма может быть интерпретирован по-разному. Например, государственное право может иметь четко установленные отношения с адатом и религиозным правом, но при этом с точки зрения ислама или другой религии конкурирующие правовые порядки будут рассматриваться в совершенно ином ключе249. Таким образом, правовой плюрализм – это также и множественность представлений о правовом плюрализме.
В-третьих, ни один из сосуществующих источников и систем права нельзя рассматривать как нечто однородное и неизменное. Практически в любом культурном контексте государственное право представляет собой мозаику правовых систем250. Социальные историки и антропологи права также оспаривают дихотомию государственного и обычного права: они опровергают утверждения об обычаях как об «орудии слабых» и демонстрируют участие государства в возведении определенных обычаев в ранг закона251. Как правило, в любом наборе нормативных предписаний все они опираются друг на друга и приспосабливаются друг к другу. Примеров тому множество и в случае Российской империи. Охват и значение государственного права менялись и разнились от региона к региону. Адатское право на Северном Кавказе, например, было сначала исламизировано местными элитами в период с конца XVIII до середины XIX века, а затем русифицировано имперскими чиновниками, которые стремились остановить растущий интерес к исламу252. Получившийся в результате правовой порядок представлял собой эклектичную смесь из разнообразных правовых источников и практик.
Кроме того, правовой плюрализм был неразрывно связан с борьбой за власть. Становление государственного права было не естественным процессом, а результатом постоянной борьбы, или «юрисдикционной политики»253. Это противостояние, как правило, было наиболее выраженным в бывших колониях и пограничных районах империй и приводило к различным правовым конфигурациям. Лорен Бентон вводит различие между полицентричными правовыми порядками, при которых государство является лишь одной из многих правовых инстанций, и государствоцентричными правовыми порядками, которые характеризуются господством государства как источника права254. Более того, она различает сильные и слабые формы правового плюрализма: в то время как первая характеризуется установленными правилами взаимоотношений между различными правовыми органами и институтами, вторая не имеет формальной структуры. Если оценивать Российскую империю в соответствии с этой аналитической моделью, то в ней утвердилась сильная, государствоцентричная форма правового плюрализма. При этом фактическое правовое господство государства существовало лишь в некоторых регионах, включая Крым и Казань, в то время как в более отдаленных регионах нормы государственного права не играли столь значительной роли.