– Сможем, но вы так и не ответили на мой вопрос.

– Что за вопрос, факционарий?

– Почему вы это делаете?

– Почему? Я же вам объяснил, – сказал я с притворным раздражением, приближающимся к подлинному. – Не хочу, чтобы смерть этих людей была на моей совести. Если отец не желает платить за новую экипировку, я сделаю это сам.

Я склонил голову к столу, словно указывая на некую юридическую тонкость, и добавил:

– Давайте подпишем контракт, если недостаточно моих слов. У вас будет письменный договор. Можно сказать, я настаиваю.

Еще одно облачко дыма поднялось в воздух, я закашлялся и попытался разогнать его рукой. Эта игра была мне понятна – она хотела, чтобы я почувствовал неудобство. Я улыбнулся и резко выдохнул. Генетически измененный табак не оставляет осадка в легких, но пахнет отвратительно. Нужно было попросить, чтобы она не курила. Возможно, я проявил излишнюю мягкость.

Бейлем порылась в бумагах на столе, нашла папку из кожзаменителя, раскрыла и достала оттуда кристаллический планшет и стилус с ластиком на конце.

– Вот, – сказала она, не вынимая сигарету из пожелтевших зубов.

На мгновение в комнате повисла тишина, нарушаемая только шумом транспорта под окнами здания гильдии.

Дальше предстояла самая деликатная часть плана.

Я взял планшет и с легкостью заполнил простую форму договора, прикасаясь к экрану стилусом, который переводил мои завитки в четкий шрифт галстани. Затем повторил операцию на другой странице. Работа была почти закончена, наступил решительный момент. Я положил планшет на стол.

– Знаете, мадам Бейлем, так уж вышло, что мы можем помочь друг другу.

Я продемонстрировал ей свою самую лучшую, не имеющую ничего общего с домом Марло улыбку.

Ее плебейское лицо с вялым подбородком потемнело.

– Как это понимать?

Я продолжал любезно улыбаться.

– Вы согласны, что сто двадцать тысяч – это… солидная сумма?

Она кивнула с видом простодушного зрителя, ожидающего от эвдорского волшебника каких-то магических манипуляций.

Кивнула один раз. Медленно. Молча.

– А что вы скажете насчет ста тридцати?

Глупо, но мое мятежное сердце быстрей застучало в еще не до конца зажившей грудной клетке. Я говорил мягко, уверенный, что мои охранники ничего не услышат из коридора. Только не через крепкую дверь из листовой стали. Почему я вообще должен чего-то бояться? Я обладал здесь полной властью, у меня были деньги, было имя. А факционарий гильдии… что имела она? Возможность меня разоблачить? Но если она согласится, то станет соучастницей. А она согласится. Я прекрасно это понимал, делая новое предложение.

– Я подпишу контракт на сумму в сто пятьдесят тысяч марок, если… – я дважды провел ладонью по экрану планшета, и на голографической стене появились два документа, – если вы подпишете параллельный контракт на сто тридцать тысяч, который останется у меня. Незарегистрированный.

Увидев смятение на ее лице, я продолжил наступление:

– Я хочу, чтобы вы выплатили мне разницу и перевели ее на универсальную карту. Или лучше даже в хурасамах, если они у вас найдутся.

– Вы представляете себе, сколько будут весить эти хурасамы? – скептически поинтересовалась она. – У вас есть при себе погрузчик?

Я сконфуженно махнул рукой:

– Значит, тогда на карту.

– Вы просите, чтобы я отмыла деньги.

– Нет, не так, – настаивал я, надеясь, что мне удастся не отступить от плана. – Я прошу, чтобы вы… почувствовали неловкость за ту огромную сумму, которую вам передают, и вернули мне незначительную ее часть без лишнего шума. Чтобы успокоить свою совесть.

Я снова улыбнулся, но на этот раз кривой ухмылкой истинного Марло. Аккуратно стащил перстень-печать с большого пальца левой руки и поднял его, готовый скрепить оба контракта и переправить терабайты кодированной информации. Я подумал обо всем, что символизирует это кольцо: о моем имени, моей линии крови, генетической истории, личной собственности в двадцать шесть тысяч гектаров земли в горах у Красного Зубца.