Но отказаться от помощи Лаклана, когда мы так уверенно направлялись навстречу гибели…

– Зачем тебе все эти пистолеты? – спросила Диор, взглянув на перевязь с колесцовыми пистолетами на груди Лаклана. – Ты такой до хера крутой стрелок?

Лаклан усмехнулся, не желая попасться на ее наживку.

– Мой старый наставник говорил, что даже у лучшего стрелка случаются неудачные дни.

Я улыбнулся, кивнув девушке.

– На Лаки можно положиться, Диор. Он и вправду крут и тверд как скала.

Тогда девушка вздохнула, бросив ему сребростальной меч.

– Только отдай, когда закончишь.

Лаклан ловко поймал меч и приподнял воображаемую шляпу.

– Я верну его тебе в целости и сохранности, парень, клянусь. Если, конечно, к концу путешествия хоть кто-нибудь из нас останется целым и невредимым.

Я забрался на спину Медведя и повернул его на юг, в сторону Авелина. Если то, что я подозревал, было правдой, значит, это та самая глупая затея, о которой говорила Селин. Но, как я всегда утверждал, и как напомнила мне Диор, мои друзья – это высота, которую я не сдам. И хотя это увело нас с пути, бросить их, даже не взглянув…

Краем глаза я посмотрел на Диор. Девушка была права. И одновременно ошибалась. И я не знал, что еще делать, кроме как довериться той единственной вере, которая у меня осталась.

– Клянусь, иногда тебя бывает достаточно для головной боли до самой задницы, – выругался я.

Она натянула треуголку пониже, чтобы защититься от ветра, и ухмыльнулась.

– Хорошая фраза.

– Я придумывал ее с тех пор, как встретил тебя.

– Ну, говорят, с возрастом работа мозга замедляется.

– Может, приложишь еще немного усилий, чтобы стать настоящей стервой?

– Конечно. – Она пожала плечами. – Но прям сейчас-то я вообще ничего не прилагала. Это врожденный талант.

Я опустил голову, потирая щетину, чтобы скрыть улыбку. Позади нас на борт, то есть на Самородка, забрался Лаклан и прищурил свои обведенные черным глаза, глядя на сухостой впереди. Только Бог знал, насколько кровавым будет лежащий перед нами путь, но, по правде говоря, мне было легче, когда со мной рядом шагали друзья. На мгновение мне показалось, что я снова попал в добрые старые времена.

Ну и дурак же я был, забыв, какими темными были те ночи на самом деле.

Я учуял правду задолго до того, как мы ее увидели.

Первые намеки были легкими, едва уловимыми, как снежинки на холодном ветру. Запах древесной золы и угля – так пахнет холодный очаг зимним утром. Но когда Диор, Лаклан и я вернулись к руслу Мер и двинулись вдоль реки, я начал улавливать и другие ноты. В воздухе висел едкий привкус обожженного металла, царапавший горло. Вонь жженых волос, обернутая в прогорклый запах горелого дерьма и кожи. И сквозь всю эту невыносимую смесь пробивался, словно вогнанный меж ребер клинок, тошнотворный аромат, вскипавший черным, запекавшийся коркой на еще остывающем камне. Мое тело затрепетало, учуяв его, чудовище во мне пыталось сопротивляться, но одновременно возбуждалось, зубы заострились, как бритва, раня язык.

«Великий Спаситель…»

В тот день, когда я похоронил свою Астрид, я поклялся на ее могиле, что никогда не буду пить кровь другого. С того Худшего дня моей жизни прошло больше года. Но теперь эта клятва была нарушена – не мной, но моей сестрой. Жажда моя вскипала, подогреваемая этим ужасным запахом, принесенным ветром, и единственное, что я мог сделать, – глотнуть побольше спиртного, чтобы заглушить ее, и стиснуть зубы так, что они заскрипели.

«Никогда раньше у меня не было такого ощущения…»

– Что это за запах? – прошептала Диор.

– Кровь, – ответил я, тяжело сглотнув.