– Как называется остров?
– Никак, просто остров, а вон тот, дай сюда карту.
Альф показал на соседний
– Остров Цепей.
– Почему цепей? Там, как и у нас: громадные механизмы, закрывающие взгляд, только вместо плоских дисков и стержней, цепи?
– Рабство…
Рабство? Мальчик не слышал об этом явлении. Но Альфредо не был настроен отвечать.
Они прошли по шаткому мосту между расщелиной молча, затем перепрыгнули на соседнюю крышу, и сели на металлические стулья.
– Послушай меня до конца – это важно, – сказал Альф, заметив настроение Неизвестного, – Вернувшиеся с Рокмейнсейла первым делом согнали всех под дулом невиданного ранее оружия – паровые револьверы, стреляющие пулями с сердечником льдистого камнелиста. Такая пуля сулила мучительную смерть, стоило ей поцарапать кожу. Кровь вступала в реакцию с камнелистом и испарялась.
Альфредо вспотел, и перевел дух. Перебирание воспоминаний давалось ему с трудом.
– Они сгоняли людей строить дамбы, а затем – снова иридиумовые башни, которые качали его вместе с нефтью. Эти два вещества абсолютно не конфликтовали и перевозились в одном контейнере.
Плюс иридиума в том, что он одинаково быстро плавит пластмассу и металл. Почему—то скорость плавления не зависит от плотности, состава элемента, а лишь от толщины.
Во всех этих механических лифтах, шляющихся круглые сутки вверх и вниз живут аристократы, и приверженцы императора.
Ты сам видел с каким лицом они глядят на тех, кто находится внизу.
Мы решили организовать сопротивление, назвались парящими кинжалами, и создали братство, а себя именовали – Исорийцами, в честь предков, выживающих копьем и голой кожей.
Благодаря изобретению профессора Лебедева, мы получили невидимость, и. Забыли предков.
Лебедев создал первый плащ из полупроводникового волокна, собирающего пучки света, и назвал его Плащом тайн.
На короткое время Плащ преломлял солнечные лучи и при свете дня мы были невидимыми. Но стоило первому лучу зайти за горизонт – эффект пропадал.
Мы сильно разозлили императора, и победа уже, казалось, была в руках, но тут многие исорийцы захотели жить как наши враги – дворяне и аристократы. Жена предала меня, и я… Похоронил ее.
Альфредо так и застыл, сказав лишнее. Брови его поползли ко лбу, он сглотнул как от испуга воззирая на мальчика и переменил тон
– На заседании братства я единственный, кто выступил против.
Остальные согласились, и на следующий день орден решающим голосом заключил пакт перемирия и сотрудничества с империей.
– Ваш орден? – уточнил мальчик.
Альфредо не спроста опустил это слово.
– Да, орден… – сказал он невнятно и подлил в жестянку чаю из придорожной травы.
Мальчик ощущал неосязаемую нить, думая о которой он расшевеливал собеседника на эмоции, но еще не понимал, как оно действует.
– Император получил поддержку исорийцев, мигом устранил врагов, а часть наших братьев возвел в высшие чины – просветители – называл он их, поднимая до одноименных распространителей религии в век поклонения земле.
Просветители – связывающее звено… Цепи, как Остров Цепей. Рифстенол – родильный дом правосудия и справедливости. Молодняк стекался туда, обучаясь применять свой ум в целях примирения… Независимые арбитры с Рифстенола покупались должностями, как охапка цветов. И вот – империя вновь едина, черт бы ее побрал…
А Лебедев как—то тихим вечером исчез, и узнали мы о нем лишь тогда, когда он выступал за строительство обсерватории далеко за морями в столице. Грелся, небось, гаденыш, на солнышке. Когда—то у нас была религия, но ни слуху, ни духу о ней уже давно не виднеется. На останках веры был создана коллегия высшего сыскного отдела— Рассветная Скрижаль, или просто – Скрижаль, проводящая Суд Веры среди неверных. В нее вошли некоторые из просветителей. Самые извращенные мастера пыток. Я их назвал свежывателями. Они ловили неверных и ставили им клейма, которые обозначили знаком падшего, а значит убогого или трусливого преступника, скрывающегося от правосудия. Система работала как по маслу. В будущем клейма получали не только виновные, а все враги и противники самодержавия.