Но истинное значение карибских плантаторов заключалось не в поставлявшемся ими хлопке, хотя это было исключительно важное обстоятельство, а в институциональном нововведении, возникшем в результате карибского эксперимента: освоении земель посредством физического принуждения, возможного только при военном капитализме. Выращиваемый рабами хлопок создавал мотивацию и финансирование для беспрецедентного процесса включения территорий с недавно истребленным населением в мировую экономику. Благодаря рабству и экспроприации земель в масштабе континента была создана расширяющаяся эластичная сеть поставок хлопка, необходимая для промышленной революции, и вместе с ней – механизмы, с помощью которых потребности и ритмы промышленной жизни в Европе могли передаваться в сельскую местность всего мира. В этом процессе возник новый род рабства, который историки называют «вторым рабством» и который был тесно связан с ритмом, интенсивностью и доходами промышленного капитализма – движение, которое скоро также захватило африканский континент, в котором экономика стран Западной Африки все больше сосредотачивалась на поставках резко возросшего количества работников для Америки. Примерно половина рабов (точнее, 46 %), проданных в Америку между 1492 и 1888 годами, при были туда после 1780 года. Будущее рабства теперь было тесно связано с промышленным капитализмом, который оно сделало возможным[197].

Захват работников: палубы корабля работорговцев

Как показало резкое увеличение объемов хлопка, выращиваемого на Карибах, военный капитализм – именно потому, что насилие являлось его фундаментальной характеристикой – был мобилен. Его следующим пунктом назначения была Южная Америка. Хотя экспорт хлопка из Вест-Индии быстро увеличивался, спрос на него рос еще быстрее, и фермеры Южной Америки открыли для себя новый доходный рынок хлопка. В Гайяне с 1789 по 1802 год производство хлопка подскочило на ошеломляющие 862 %, подпитываемое одновременным ввозом примерно двадцати тысяч рабов в Суринам и Демерару[198].

Еще важнее была Бразилия. Первый бразильский хлопок прибыл в Англию в 1781 году, дополняя карибский, но скоро превзошел его. Хлопок был местной культурой для многих частей Бразилии, и производители веками экспортировали его в небольших количествах. В рамках процесса экономической модернизации своих бразильских колоний во второй половине XVIII века Португалия поддерживала выращивание хлопка, особенно в северо-восточных областях Пернамбуко и Маранайо. Когда первые усилия окупились, один современник отметил, наблюдая волну импорта рабов, что «белый хлопок сделал Маранайо черным». Хотя хлопок со временем стал «культурой бедняков», его первоначальная стремительная экспансия в Бразилии происходила за счет крупных рабовладельческих плантаций. Как и в Вест-Индии, хлопок в Бразилии никогда не составлял конкуренции сахару, а позднее и кофе, но его доля в совокупном экспорте Бразилии выросла до солидных 11 % в 1800 году и 20 % с 1821 по 1830 год[199].

Без каких-либо ограничений в отношении земли, как было в Вест-Индии, или труда, как было в Анатолии, объемы бразильского хлопка резко возросли. С 1785 по 1792 год Бразилия превзошла Османскую империю по поставкам хлопка в Англию. К концу этого периода около 8 млн фунтов бразильского хлопка прибыло в Великобританию, по сравнению с 4,5 млн фунтов из Османской империи и 12 млн фунтов из Вест-Индии. В Маранайо – теперь самой важной хлопководческой области Бразилии – экспорт удвоился с 1770 по 1780 год, снова почти удвоился к 1790 году, а потом почти утроился к 1800 году. На протяжении нескольких лет в конце 1780-х – начале 1790-х годов, в период, когда ни в Вест-Индии, ни в Османской империи производство хлопка существенно не увеличивалось, и до того, как хлопок из Северной Америки захлестнул рынок, Бразилия стала самым важным поставщиком для бурно развивавшейся британской хлопковой отрасли. Но бразильские фермеры не только производили хлопок в больших объемах, они смогли также выращивать его разновидности с особо длинным волокном, лучше всего подходившие для новой фабричной технологии