– Ваша шутка чертовски смешная, – признался капитан, кивая в знак искреннего восхищения. – Но боюсь, господин полковник, у вас в голове случилась путаница. Это не я вам, а вы мне сдались.

– Черта с два я вам сдался! Я позабочусь, чтобы за учиненное вами вы жарились в аду.

– Быть может, полковник, вы и увидите меня в аду, но не за это, – покачал головой Делеклюз. – Нет, полковник, за это я не понесу никакого наказания. За то, что произошло сегодня, я буду раскланиваться на сцене знаменитого парижского театра, возможно, на сцене «Комеди Франсез». Я буду стоять перед толпой зрителей, видя, как они мне рукоплещут, забрасывают цветами и шлют воздушные поцелуи.

Жюль не понимал капитанских слов. Его мучитель сидел, склонив голову. Время от времени капитан вскидывал голову, и тогда в голубоватом свете луны Жюль видел его лицо. За пьяной остекленелостью глаз проглядывала сила, целеустремленность и изрядная злость. «Делеклюз не пьяница, – подумал Жюль. – Он сумасшедший».

– Вы безумны, Делеклюз.

Капитан встретил его слова довольным смехом:

– Да, полковник, безумен. Действительно безумен. Безумен до мозга костей. Вы не лишены проницательности. – Делеклюз привалился к широкому бревну и закурил тонкую сигару, дым лениво поднимался в воздух. – Да, безумен. Верное слово. Точнее не скажешь. Безумен, но не спятил. Безумен я, безумен я… – Его голос звучал все тише, а сам он уносился мыслями куда-то далеко. Помолчав какое-то время, он взглянул на Жюля. – Я презираю вас, полковник. Вы мне отвратительны. Вы и ваши императорские гвардейцы – свиньи, ибо вы охраняете империю. Великого, блистательного, могущественного Луи-Наполеона и его двор ворья. Вы стоите на его стороне, лижете его сапоги и творите зло по его приказу. Империя прогнила, а вы… вы… мерзавец… ее защищаете! Сохраняете ее!

Делеклюз пришел в ярость и сапогом ударил Жюля по голени. Его ногу обожгло резкой болью, однако в лице Жюля ничто не изменилось.

– Вы несете чушь, Делеклюз. Вы хотите сказать, что убили моих гвардейцев из-за своей неприязни к императору?

Делеклюз наградил Жюля презрительным взглядом:

– Не будьте глупцом, полковник. Я убил ваших солдат, потому что мы веселились, а они норовили нам помешать. Но если немного подумать… да, я убил бы их, потому что терпеть не могу императора. Да, полковник. Я бы убил любого, кто продлит дни этой гадкой империи. Ваш император убил моего отца. Сначала он украл отцовскую землю. Его барон Осман – этот великий строитель – решил, что там нужно проложить улицу. И ради улицы он отнял у моего отца жизнь. Отнял все: дом, магазин, средства к существованию. По приказу барона дом с магазином снесли, на их месте проложили улицу, а под улицей – сточную трубу, чтобы удалять из Парижа королевское дерьмо. Поганая улица ценой жизни моего отца! Он взамен не получил ничего. Ни денег, ни объяснений, ни другой работы, чтобы как-то компенсировать его потерю. Ничего! Когда отец вздумал протестовать, власти посмеялись ему в лицо. Никакой суд не брался его защищать. Он бродил по улицам, требуя справедливости, и его застрелили, словно бездомную собаку, а труп бросили гнить на той самой улице, пока мать не нашла его и не увезла. Улица и труба с дерьмом, оплаченные жизнью моего отца.

Делеклюз надолго припал к бутылке. Если до сих пор он не был пьян, похоже, теперь он собирался напиться. С минуту он молчал, глядя на луну и погрузившись в раздумья. Вдалеке слышалась артиллерийская канонада; гул войны, обошедшей их обоих стороной.

– Слышите, полковник? Это пруссаки дают пинка под зад нашей армии. Они победят в этой войне, полковник. Они уже победили. Бисмарк и его долбаные планы – он делает для нас то, что мы не смогли сделать сами для себя. Он вонзит шип своего шлема прямо в задницу Луи-Наполеона и избавит нас от лишних хлопот. – Делеклюз снова приложился к бутылке. – Если бы мог, то поубивал бы вас всех, но этого я никак не могу. Я отправлюсь в лес убивать пруссаков, поскольку этим сейчас и должен заниматься. Их я ненавижу еще больше, нежели толстую задницу империи. Больше, чем ненавижу вас. Но я не в состоянии убивать их в достаточном количестве, а вы и ваши подонки слишком слабы, чтобы это делать. И в конце концов пруссаки победят.