Рассудительность и ответственность не позволяли Монарху в вопросах управления государством доверяться скорым и «простым», а на самом деле безответственным решениям. Так было, например, с вопросом об отмене крепостного права.
Николай Павлович прекрасно осознавал, что это – моральное зло, что сам факт юридических прав на владение людьми – явление отжившее и недопустимое. Что, по его словам, этому «рабству» не должно быть места в мире.
Если бы вся проблема ограничивалась только стороной юридической, то нет никаких оснований сомневаться в том, что она была бы решена. Однако «крепостное право», формировавшееся не одно столетие, являлось составным элементом всей социально-государственной системы и затрагивало совокупность не только собственно аграрных, но и общественных отношений.
Простое «освобождение» крестьян от крепостной зависимости не принесло бы ничего, кроме деградации и крестьянства, и всего строя хозяйственной жизни. Юридическая «свобода», не связанная с предоставлением материальных способов ее обеспечения, стала бы огромным бедствием, каким она и явилась в тех западных странах, где крестьяне такую свободу обрели.
Юридическая свобода должна быть сопряжена с владением землей – главным источником существования крестьянина. Однако земля, сельскохозяйственная земля, уже имела владельцев, а потому было важно изыскать способы сделать крестьян свободными, но непременно с земельными наделами, при этом категорически исключив насильственный («революционный») способ перераспределения собственности.
Это была главная дилемма, стоявшая перед властью и лично перед Николаем Павловичем. Путь был один: выкупить землю и передать ее крестьянам. Однако это требовало колоссальных финансовых затрат, а таковых средств у государства не имелось.
Крепостное право сохранилось, но при Николае I было сделано очень много в деле изучения аграрного строя России и в деле его правового упорядочения. Никто из предшественников-императоров не сделал столько важного в этой области…
Николай Павлович первым из числа правителей-императоров ясно осознал то, что Россия – не просто Великая Империя, но что это – Православная Империя. Отсюда проистекали содержательно и совершенно иные, ранее неизвестные импульсы и мотивы, влиявшие на разные стороны внутренней и внешней политики страны.
Николай I был, как точно выразился его биограф Н. Д. Тальберг (1886–1967), «человеком вполне русским». Но русским он был в силу того, что являлся человеком «вполне православным»[8]. Даже имя его оказалось совершенно необычным. Впервые в истории правящих династий на Руси он был крещен Николаем в честь высокочтимого Угодника Божия Николая Мирликийского.
Он любил Россию простой и полномерной любовью, и это сыновнее чувство никогда не имело никакой нарочито-патетической окраски. По-иному он жить и чувствовать не мог. Замечательно кратко выразил свою «монаршую русскость» в письме сыну Цесаревичу Александру Николаевичу в июле 1837 года: «Я стараюсь в тебе найти залог будущего счастья нашей любимой матушки-России, той, для которой дышу, которой вас всех посвятил еще до вашего рождения, за которую ты также отвечать будешь Богу!»
По словам хорошо его знавшей фрейлины Императрицы графини А. Д. Блудовой (1813–1891), добродетели и недостатки Императора являлись «большей частью именно добродетели и недостатки русского человека вообще, и хорошие качества у него, как и у народа, далеко превосходят дурные; в них нет, по крайней мере, ничего мелкого».
Графиня была совершенно права: сиюминутно-мелкого, личностно-суетного в делах и словах Николая Павловича отыскать невозможно. Он всегда смотрел на себя и свое предназначение как на священный долг – тяжелый, нежеланный, но и неоспариваемый; воспринимал личное служение как религиозное послушание.