разрушив весь свой прежний алгоритм и образ жизни.

И хотя в новые, далеко отстоящие от Шапура Первого времена, виртуальное чучело из ночных грёз поверженного Нарсе так и не стало реальным, сказителей и свидетелей у шахиншаха не только не убавилось, а полку даже прибыло: кого отыскивали, тех в царские чертоги ближе к ночи и сгоняли со всех кварталов столицы и её окрестностей. Сказки о минувших днях и битвах, где рубились иные, которых нет и кто теперь далече, всегда ласкают слух и успокаивают нервы любых аутсайдеров, соотносящих себя с чужой славой: репутация предков запросто присваивается потомками, коли своя рожа крива.

– Верую, ибо абсурдно! – по часовой стрелке проворачиваясь вокруг своей оси, пытался в чём-то убедить сам себя Царь царей: – Старею?

«Кто-то из вашего окружения на этом даже неплохо заработал», – непроизвольно свербило в его памяти, но Нарсе старался гнать от себя воспоминания о древнем старике, которого некогда приказал растерзать, как и вымарать из своей головы его лживые рассказы о будто бы поддельном чучеле римского императора Валериана.

«Из тысяч лиц узнал бы я этого старикашку, да как зовут, забыл его спросить», – мелькнуло в извилинах шахиншаха. Неспроста и не напрасно мелькнуло – это не было банальным совпадением.

На пятые сутки Царь царей вдрызг восстановил прежний алгоритм и образ своей жизни и стал засыпать по ночам, где своего часа его поджидала ловушка: окно Овертона. Спал беспокойно, снились кошмары и назойливые дэвы-дивы: цветы зла.

В одну из ночей не по адресу, словно заплутав в территориально-конфессиональном пространстве бытия, в опочивальню к Нарсе, оставив сиротой свою пещерку вечной тьмы, энергетическими сгустками явились нечестивые римско-греческие Боги Гипнос и Морфей: редко разлучающиеся друг с другом отец и сын. Но они не заблудились, просто знали, кому в неэллинском мире сейчас, чтобы отвлечься и забыться, больше всего требовались тихие добрые слова, психологическая помощь, разгрузка, поглаживание по шёрстке, а главное ― слабительное, маковое зелье-снадобье.

«А вдруг мои предки, дедушка Ардашир и батюшка Шапур побеждали ровно так же, как вчера казённые глашатаи растрезвонили о моей виктории?!», – подумал Царь царей, ещё глубже впадая в беспокойное забытье, но в блаженные грёзы.

– Я – вестник Юпитера-Зевса, – шёпотом прошелестел Гипнос на ухо шахиншаху: – Но могу быть и вестником Ахура Мазды. Могу стать и самим Великим Авестийцем, ты только расслабься и получи удовольствие. Выпей этого волшебного напитка – тебе станет легче, боль и страдание отступят, отпустят, наступят расслабление и покой! Без напрягов, пожалуйста, не дёргайся во сне! Я же не о вечном покое веду речь! Только не подумай, что это земной энергетический напиток по рецептам прощелыг и химиков-алхимиков. Это маковый сок. Он варится по особому рецепту, о котором никто из смертных не ведает. Выпей, не бойся и не стесняйся! Хотя бы пару-тройку глотков. Ну, пригуби же кубок, бояка! После этого ночь обретёт для тебя новые радужные краски, которых ты прежде никогда не видывал. Ты сможешь разглядеть и различить даже не пятьдесят, а сто пятьдесят оттенков серого. Тысячу пятьсот, кто больше? Перед тобой сразу откроются мои сдвоенные ворота в мир блаженства и в неведомые дали, пусть там и будет сплошная чернота. То чувство, которое в сей миг кажется тебе блаженством – это тьфу по сравнению с тем, которое испытаешь, глотнув моего напитка. Ты же истинный перс, парфянин… эээ… иранец, ариец, Сасанид! Перед твоим врагом, Галерием, в детстве звучала эта… ну, или почти такая же речь, пусть он, сельский рогуль, её и не слышал. Правда, и озвучивалась она не мной. И не маковый сок