– Что ж там за пистолетище такой? – задумался я не вовремя.

С левой стороны на поясе висел кинжал в красивых ножнах с золотой вязью на арабском языке. Эту вязь я привык уже видеть здесь везде.

– Видимо, выдержки из Корана, суры, – думал я, исподлобья наблюдая за ними.

Рядом с Исмаил-ханом стоял его внук Арслан, одетый во все черное. Оружия при нем не было, только кнут. Настоящий. Метра три, наверное. Сплетенный из сыромятной кожи, он постоянно шевелился, послушный движениям кисти Арслана. На конце кнута, как живой, шевелился пучок конских волос – крекер. Года два назад Владимир Петрович, мой учитель рукопашного боя, решил показать мне, что может кнут в руках мастера – а он был мастером. За пару минут он разделал тушу большого барана на маленькие кусочки, правда, у него в крекере была стальная пуля. Я тогда просил и меня научить, но он сказал, что еще рано, и я все успею.

Арслан, что-то гортанно сказал, и Исмаил-хан заулыбался. Махнув рукой, не оборачиваясь, он рассматривал меня. Из толпы к нему подбежал человек и что-то заговорил так, что мне не было слышно. От нашего сарая-землянки к Исмаил-хану направлялся, быстро передвигая ноги, как-то согнувшись, Боджинг. Остановился в пяти метрах от меня, глубоко поклонился несколько раз и что-то заговорил на арабском. Даже не посмотрев в его сторону, Исмаил-хан сказал что-то стоящему возле него человеку и повернулся к Арслану. Его слова я понял, вернее, почувствовал исходящий от них обоих – деда и внука – азарт. И еще какую-то кровожадность, не львиную, а шакалью, подлую, мерзкую.

– Сейчас будут бить, – подумал, опуская тачку. Пока все это происходило, я так и держал ее на весу.

Арслан был ниже меня ростом и уже в плечах, хотя, со слов Боджинга, ему уже было пятнадцать. Какой-то расхлябанной показушной походкой он шел ко мне. Я знал, что нельзя поднимать взгляда, поэтому следил за ногами. Первый удар пришелся вскользь по плечу. Чуть больно. Второй обвил руку, опущенную вдоль туловища, и концом хлестнул по пояснице. Удары посыпались градом: по ногам, голове, туловищу. Этот дурак толком не мог собой владеть. Прыгал, что-то кричал, брызгал слюной, но, чем больше распалялся, тем чаще промахивался. Так продолжалось минут шесть. Особой боли не было. Внутри росла волна гнева – еще немного, и я бы не смог сдерживаться от накатывающей ярости. Когда удары прекратились, я мельком взглянул на Боджинга и увидел в его глазах боль и немую просьбу: терпи.

– Стерплю, Учитель, – подумал я. – Стерплю. Но обязательно отомщу за это унижение.

Я не слышал, как что-то верещал Исмаил-хан Арслану. Только краем взгляда увидел, что он замахнулся и со всего замаха врезал Арслану кулаком в ухо. Тот кубарем покатился по двору и застыл в позе эмбриона, подвывая. Фу! Попинав еще немного Арслана ногами, Исмаил-хан что-то снова закаркал. Ему принесли кнут.

– Вот же ж. Еще не все. Этот ведь и насмерть запороть может, – мелькнуло в голове. Я сильнее сжался и закрыл голову руками.

После первого же удара я понял, что в кончик-крекер был вплетен металлический наконечник. Рассеченная спина засаднила. Еще удар – кровь течет уже по груди. После девяти ударов я упал. Ноги сами подогнулись, а он все бил и бил. По плечам, спине, ягодицам, ногам. Я чувствовал боль, но где-то далеко. Мне казалось, что я уже умирал.

Очнулся от боли. Открыл глаза. Лежу. Вижу лужу крови возле головы. Из кого столько натекло? Медленно доходит, что из меня. Зашевелился. Чуть повернул голову. Стошнило прямо под себя, на кровь. Там, где еще недавно стояли моджахеды, никого не было. Кто-то шевелился рядом. Боджинг. Он стоял на коленях передо мной и что-то шептал с закрытыми глазами. Потом положил мне руки на затылок, и я снова потерял сознание.