Надо сказать, что врачи-офицеры, включая начальника санчасти старшего лейтенанта Громова, присутствовали в санчасти с восьми утра до шести вечера, а потом в начале седьмого уходили домой. И на все вечернее и ночное время санитарный инструктор оставался за старшего с самыми широкими полномочиями. Он мог самолично по своему усмотрению определять солдат на стационарное лечение, а также выписывать их по окончанию лечения или за недисциплинированное поведение. Этим частенько пользовались друзья санинструктора. И, когда утром приходил начальник санчасти, Дима докладывал ему, что положил на лечение тех-то и тех-то. Кого-то по делу в связи с болезнью, а нередко своих дружков. Старший лейтенант Громов был хорошим человеком, относился к таким вещам с пониманием и закрывал на это глаза.
С уходом Дмитрия в клуб санчасть временно оставалась без руководителя. А ведь все десять коек были постоянно заняты больными. Дима ушел, попросив меня, как санитара, за всем приглядеть.
Я сидел в приемном кабинете, когда почувствовал еле заметный сквозняк от входной двери, пробежавший по коридору. Кто-то зашел в санчасть, и я не знал, кто. Это мог быть солдат, пришедший за медицинской помощью или на перевязку, что часто случалось после окончания официального приемного времени. Я встал со стула из-за приемного стола, за которым сидел и смотрел армейский журнал, когда в дверном проеме, неслышно крадучись, появился майор Чистов. Войдя в кабинет, он быстро пробежал глазами по углам, как-будто хотел сходу найти что-нибудь неправомерное, но не увидев ничего для себя интересного, вцепился взглядом в меня.
– Где Синицын? – с предусмотрительной подозрительностью спросил он, сузившимися глазами взяв меня в прицел.
– Вышел по делам. Скоро вернется, – ответил я, немного опешив от этого внезапного и неожиданного вторжения, вытянув на всякий случай руки по швам и стоя без движения.
– Я посижу подожду, – сказал особист и, потеснив меня, уселся на стул, на котором я сидел еще минуту назад.
А мне ничего не оставалось, как уйти в процедурную, где я стал перекладывать медицинские инструменты в лоток для кипячения и стерилизации. Я, конечно, был расстроен, потому что никак не мог предупредить Дмитрия. Никаких шансов.
Дима не приходил, и тогда майор Чистов «поднял на уши» весь батальон, чтобы найти санинструктора. Отправить меня на поиски он не мог, так как в этом случае в санчасти никого из медицинского персонала не осталось бы.
Дима нашелся. Он, естественно, был в клубе, когда до него докатилась поисковая волна, и с ошалелым видом прибежал в санчасть к сердившемуся особисту.
Следующие пять суток Дмитрий Синицын провел на гауптвахте, откуда в санчасть уже не вернулся – его с роты обеспечения перекинули в роту охраны, и оставшийся срок службы он проводил с автоматом в руках на охранных вышках по периметру охраняемой засекреченной военной зоны.
В этот момент перед начальником санчасти был поставлен вопрос, а кто же вместо Синицына будет занимать должность санитарного инструктора. Тот с ответом не замедлил и назвал меня, как главного и единственного кандидата. К тому времени я полностью вошел в доверие медиков санчасти и госпиталя, и уже демонстрировал кое-какие умения. Узнав о моем прохождении медицинского курса в институте, вышестоящее начальство против моей кандидатуры возражать не стало, и мое назначение прошло быстро. На должность санитара поставили чудаковатого парня девятнадцати лет рядового Кваскина Василия. Вот так внезапно я стал санитарным инструктором, что, в общем-то, было полезно для меня, поскольку на этой службе я приобрел немалые медицинские практические навыки.