– Я хочу, чтобы ты взглянул на нее как-нибудь. Она тот еще фрукт! – заметил Айзек, усмехнувшись. – Знаешь, я обязательно познакомлю вас. Чего тянуть? При первой же возможности и познакомлю!

– Скажи мне честно…

– О чем ты? Я всегда честен с тобой! У меня нет другого выбора, ты ведь мой заместитель! – расхохотался Айзек.

– Прекрати, – оборвал Феликс неудачную шутку. – Скажи, ты спал с ней?

– Что за вопрос?! Разумеется, нет! – Писатель оскорбленно отпрянул к спинке стула, будто пытаясь увернуться от струи выплеснутого в него яда.

– Ты был очень пьян, она приставала к тебе, ты описал ее как девушку, очень хорошую собой, и самое главное – она твоя первая любовь… – рассудительно перечислял друг, загибая пальцы.

– Начнем с того, что я никогда ее не любил. Она подарила мне первый, так скажем, взрослый поцелуй, но не более. После выпускного я не ударился в ее поиски, не играл серенад под окнами и не выказывал ни единого симптома влюбленности! Сколько можно говорить тебе, что я взял ее фамилию только по той причине, что мне нравилось представлять, как она будет выглядеть на обложке? Не более! – Для убедительности Айзек повертел указательным пальцем в воздухе, однако этот жест больше походил на дешевое самооправдание, чем на призыв ему поверить. – Ты сам прекрасно знаешь, что значит для меня Карен. Что она значит для нас…

– Ну-ну, я верю, – поспешил остановить его Феликс, пока Айзек не скатился в метафизическую сентиментальность. – Ты знаешь, как книга будет разворачиваться дальше? Накидал в голове примерный план развития?

– Нет, совершенно, – почти с самодовольной надменностью ответил Айзек, отчего брови приятеля сдвинулись к переносице. – Феликс, друг, я чую, что Сибилла – кладезь историй! Она стимулирует фантазию, как ничто в этом путешествии! Никакая величественность древней архитектуры, никакая живопись в галереях искусства, никакая фантастичность пейзажей, никакой дух вековых городов не возбуждают такой интерес, не дразнят любопытство так, как это делает человеческая драма.

Феликсу сложно было смириться с мыслью, что Айзек способен в любой момент грохнуться с бойкого коня вдохновения в грязную лужу творческой истощенности. Именно это волнение, которое заместитель все же умудрялся незаметно подкладывать под свой наставнический тон, заставило его дрогнуть, как только телефон мечтателя разразился мелодией входящего звонка. Айзек энергично откликнулся:

– Сибилла! Неужто ты только проснулась? – это прозвучало так, словно последние годы оба владельца фамилии Бладборн жили по соседству и регулярно ходили друг к другу в гости без особых поводов. – Ух! У меня голова болела так, что я уж решил – Армагеддон обрушился раньше времени! – продолжал Айзек, следуя негласной традиции пьянствующих ныть о недугах похмелья. Феликс услышал, что Сибилла охотно подыграла собеседнику в бессмысленном, по его мнению, обмене недовольствами. Несколько звонких метафор вылетело из динамика, и писатель зашелся громким смехом.

Разговаривали они недолго. Однако Феликс, сохраняя физиономию скучающего безучастия, успел не раз намекнуть другу, чтобы тот договорился с Сибиллой о следующей встрече. Впрочем, он мог воздержаться от деликатных попыток подсказать Айзеку верное решение, ведь девушка сама пригласила однофамильца провести с ней грядущий вечер.

– К слову, а как ты спал? Не снились кошмары? – вдруг спросил писатель, когда убрал телефон в карман куртки.

– Зачем кошмары тому, кто ведет здоровый образ жизни, не нервничает по пустякам и не напивается каждый раз, стоит ему встретить неудачу? – Колкость Феликса не прошла незамеченной и заставила Айза поднять бровь. Уязвленный вид писателя в тот же момент сменила усмешка. – То видение из книги и правда приснилось тебе? Скверно, дружище. Я бы после такого месяц заснуть не смог.