Полный решимости подняться с дивана и перейти к написанию заветных страниц, Айзек перевел в сидячее положение свое непослушное тело, а затем, встав на ноги, потянулся, разминая затекшую спину. Заприметив ботинки и ноутбук, мирно покоившиеся у кромки бассейна, он рассеянно направился к ним, двигаясь по сбивчивой похмельной траектории, однако через пару шагов ощутил, как что-то впилось ему в стопу. Отдернув ногу, Айзек увидел, что наступил на деревянное распятие. «Ой, прости, Иисус! На нас, евреев, постоянно наступают!» – пробормотал он виновато, поднимая крестик с пола. Затем, даже не пытаясь понять, как продукт религиозного маркетинга мог оказаться в доме циничной атеистки, кем Сибилла наверняка являлась, положил распятие на ближайшую тумбочку и зашагал дальше по холодному полу к позабытым у бассейна вещам.

Часовая стрелка на циферблате подходила к восьми, и Айзек решил не дожидаться, пока Сибилла проснется. К тому же ее спальня находилась где-то на втором этаже. Послевкусие мистического сновидения нашло выражение в упорном нежелании подниматься на арену битвы монстра и пламенного заступника. Гость оставил Сибилле записку со своим номером телефона и просьбой позвонить ему ближе к вечеру. После чего отправился завтракать в кафе.

Второпях залив в проспиртованный желудок кружку кофе и закинув скрэмбл из яиц, Айзек принялся увлеченно стучать по клавиатуре, невзирая на тошноту и мерзкую мигрень. Со стороны это выглядело так, будто он играл какую-то сложную композицию с таким безмятежным и умиротворенным видом, словно ее исполнение не требовало и йоты его усилий. Плавные движения, безупречная техника, скользящая улыбка на лице – он смотрелся истинным виртуозом своего дела. Врата Трисмегиста наконец распахнулись, и из них неудержимым потоком хлынула благостная фантазия. В ослепляющем блеске пестрых животворящих слов она обволакивала историю гениальностью, а в персонажей зароняла божественную искру, которая делала их поразительно живыми и самобытными, неотличимыми от реальных людей. Отрываясь от чтения, казалось, будто они продолжают заниматься своими делами и их абсолютно не заботит, что там делает сам читатель в посредственном, бледном измерении настоящего. Мир книги шевелился и пульсировал. В строках билась жизнь, разворачивалась драма, с первых слов готовившая к встрече с самым злободневным вопросом существования, с неминуемым и пугающим, что ждет каждого на длинном пути, короткой вспышке между двумя бесконечностями. Украдкой выглядывая из-за обыденных на первый взгляд ситуаций и интригующих поворотов сюжета, центральная идея не оставляла без своего внимания ни один эпизод.

Наконец-то настал тот момент, когда Айзек творил, и ни одна мысль не отвлекала его взгляда от экрана ноутбука. Четыре часа пролетели как одно мгновение, и вместе с непередаваемой окрыляющей эйфорией писатель чувствовал изнеможение, будто бежал полный марафон безо всякой тренировки. Писатель выгреб из бурного потока фантазии к берегу самосознания. Неохотно вернулся к мирским заботам – с ужасной, раздирающей изнутри страстью потянуло курить, природный зов подсказывал о потребности посетить уборную, а слипающиеся веки сообщали, что хозяин вот-вот вернется во вселенную сновидений. Впервые за долгое время по-настоящему довольный собой Айзек поднялся с места и, не сдерживая торжествующей улыбки, пошел к выходу из кафе. Все краски вокруг словно стали ярче. Казалось, даже бездушные предметы выказывали писателю приветливость, а лучи солнца наполняли его жилы зарядом оптимизма. Айзек лишь на миг остановился взглядом на лице кудрявой девушки, настырно смотревшей ему прямо в глаза. Писатель улыбнулся и ей, не придав никакого значения тому, что во взгляде кареглазой незнакомки сквозило все нарастающее возмущение, которое она упрямо сдерживала за плотно сжатыми губами. Ничто не могло испортить настроение кладоискателю, наткнувшемуся на драгоценные залежи после скрупулезных поисков. Едва прикоснувшись к тем из них, что скромной россыпью покоились на поверхности, Айзек предвещал великое открытие, ждавшее его под толщей лирических сцен и невиданных сюжетных хитросплетений, которые писательская фантазия высечет из камня бытийной суеты.