Водрузив сумку с чемоданом в багажник, мы сели в большой черный джип ваши. Висайт спросил, куда отвезти Арби.

– На Розы Люксембург.

– Принято!

Вопреки попыткам Арби отмахнуться, в итоге мои дядя с братом сумели настоять на своем и заставили его занять переднее пассажирское место.

Пока мы ехали, я метался, вращаясь вокруг своей оси, и пытаясь высмотреть все, что возможно. Дорога из аэропорта сначала тянулась, расставив деревья в ряд по обе стороны. Виднелись горы; вокруг были желтые от песка и зеленые от травы пустыри; огороженные домики, заброшенные и строящиеся. Пару раз в закрытое окно влетали смолянисто-черные жуки, отскакивавшие при ударе, как резиновые мячики. Навстречу нам на этой протяженной прямой дороге мчали автомобили и такси, и я мысленно сочувствовал тем людям, что покидают город. Я же был переполнен волнением и предвкушением, но я не мог сказать, что именно меня прельщало. Я понимал, что со временем свыкнусь, и все перестанет быть таким притягательным, таким чрезвычайно особенным и интересным. Но я, пожалуй, этого и хотел – чтобы Грозный стал для меня обычным делом, чтобы вселился в меня и протекал в венах, пронизывал сосуды, оседал в легких и выходил из меня вместе с дыханием. Ведь мы не ценим сполна вполне себе обыкновенный кислород, пока не нырнем воду и не осознаем, что под ней нам долго не протянуть.

Прямота дороги уперлась в автозаправку, и теперь мы свернули направо, петляя, и подбираясь все ближе к городу. Я был подобен потерянному в раннем детстве волчонку, который спустя годы сумел напасть на след своей стаи, и, почти встретившись с ней лицом к лицу, замедлил шаг и стал красться, боясь, что его не сразу признают за своего. Амир вдруг крепко схватил мою руку и безмолвно ухмылялся, глядя на меня дразнящим взглядом.

– Ты будешь тут жить, Арби? – спросил ваша. – Или приехал на лето?

– Переезжаю. Стану поступать тут в университет. Мы уже говорили с Саидом об этом. Оказалось, что мы будем учиться вместе.

– Серьезно?! – хором, но на разных языках воскликнули Висайт и Амир.

– Да, – подтвердил я.

– Ничего себе совпадение.

Дядя спрашивал Арби о чем-то, но я уже не слушал, потому что за окном появились улицы города. Я очень часто бывал в Грозном, но сейчас мне все виделось до странного иначе. Теперь же я был крепче увлечен, стал восхищаться деталями, которые раньше просто буднично подмечал, и хотел кричать в окно всем: «Со цъахь ву14!»

Вот продуктовые магазины и магазины игрушек с чеченскими именами вместо названий; вот снующие по улицам в тапочках детишки, с палками в руках и на велосипедах; пузатые мужчины с багровыми лицами курят, сидя на обочине; молодые бородатые парни – все в черном – подначивают и в шутку бьют своего товарища, смущенно говорящего по телефону.

Мы проехали мимо двух противоположных улиц, на одной из которых были многоэтажные жилые дома, а на второй большая территория с частными домами, дороги которой разветвлялись проселками.

Проехав микрорайон Ипподромный и улицу Полярников, мы оказались на длинной улице Шейха Али Митаева. Миновав и ее, мы вышли прямо на центральную Мечеть. Я безразмерно ее любил и очень часто проводил там дни напролет, заставая каждый азан на каждую молитву. Ее прохлада и тишина внушала даже не умиротворение, а трепет перед пониманием всей правильности твоих действий. Ты в Мечети, и ты молишься, и ничто другое не было для меня настолько успокаивающим. Перед ней были фонтаны, который спали днем и просыпались ночью. Парки были заполнены женщинами и девушками с детьми, красиво одетыми мальчиками в белых брюках и светлых рубашках, что позволяет узнать в них приезжих на время чеченцев, для которых эта Мечеть – неизведанная достопримечательность.