Ему бы страшно понравилось сидеть в этом кресле: о такой смотровой площадке можно только мечтать – и наблюдать, как взлетают в небо тысячи птиц, как бегут испуганные олени или как всадник придерживает коня и, разинув рот, провожает взглядом железную птицу, пролетающую над его головой.

Через два часа они пошли на снижение; американец внимательно изучал местность, чтобы приземлиться на поляне, расположенной на левом берегу реки, где у самолета была возможность катиться до полной остановки в тени пальм мориче[25].

Они спрыгнули на землю, размяли ноги и помочились, направив струю в ствол ближайшей пальмы. По завершении пилот вытащил из-под своего сиденья старое ружье и вручил его пассажиру.

– Постарайтесь добыть что-нибудь на обед, пока я буду заправляться, – сказал он. – Следует быть готовым: вдруг нам придется спешно взлетать?… – И, когда шотландец уже отошел, крикнул ему вдогонку: – Далеко не заходите! Мне говорили, что здесь полно бандитов!

– А где их нет? – услышал он в ответ.

Вскоре Джон МакКрэкен вернулся и притащил что-то вроде огромного грызуна с рыжеватой шерстью, с которого начал сдирать шкуру, орудуя острым охотничьим ножом.

Летчик следил за ним, наморщив нос.

– Что за отвратительное существо! – сказал он. – Похоже на гигантскую крысу.

– Это чигуире[26], – пояснил шотландец. – Он действительно из семейства грызунов, однако питается лишь травой, а если испечь его на углях да посолить, будет просто объедение.

Обед и впрямь получился на славу, хотя пиво нагрелось, и, завершив трапезу, Джимми Эйнджел закурил свою старую трубку, привалился спиной к пальме и внимательно оглядел бескрайнюю равнину, над которой стояло марево, размывшее горизонт.

– Вот это жизнь! – воскликнул он, громко рыгнув. – Летать повсюду, приземляться, где вздумается, и знать, что мир принадлежит тебе, пока у тебя хватает на топливо.

– И это единственное, что вас волнует, не так ли? Чтобы было на что купить бензин?

– Ну конечно! – кивнул тот. – Я начал летать, когда мне исполнилось пятнадцать, и, как только сел на самолет, понял, что уже его не оставлю, пока мы вместе не рухнем вниз. Летать – это моя жизнь, и мне прекрасно известно, что это будет моя смерть, но не думаю, что существует смерть приятнее.

– Откуда вы родом?

– Из одного городишки в Миссури. Его даже нет на картах, но как-то раз в него завернул бродячий цирк, и я ушел с ним.

– И домой больше уже не возвращались?

– Зачем? Моя мать умерла, когда я был в Европе, а больше там нет ничего такого, ради чего стоило бы вернуться.

– В Нью-Йорке уверяли, будто во время войны вы сбили кучу немецких самолетов.

Американец кивнул, показывая всем своим видом, что не придает этому особого значения.

– Ну, это сильно сказано, хотя некоторые действительно упали, – сказал он.

– А что вы чувствовали, видя, как кто-то летит к земле, объятый пламенем?

– Облегчение… – ответил Король Неба с почти неуловимой улыбкой. – Облегчение при мысли о том, что, по крайней мере, на этот раз пронесло.

– И что же, в вас ни разу не попали?

– Было дело, только мне повезло, я смог приземлиться, хотя от самолета остались, считай, рожки да ножки. Это был новенький «Солнье»[27], на котором был установлен пулемет: это Ролан Гаррос[28] первым придумал хитроумную систему, когда пули вылетали в такт с вращением винта. – Он выпустил изо рта дым. – Великий человек был Гаррос! Толковый, храбрый, головастый!

– Я много о нем читал, – кивнул шотландец.

– Он был сам черт, когда изобретал разные штуки, чтобы сбивать немецкие самолеты, а летал, как ангел. У меня сердце кровью обливалось, когда я увидел, как его самолет развалился в воздухе, но мы не могли даже сесть, чтобы забрать тело.