На днях Элла перепрограммировала Зимко, чтобы тот одолевал Пашу. Месть – блюдо, которое нужно подавать холодным.

– Я бы вообще не рекомендовал делать игрушку говорящей, тем более – «думающей», – сказал Корней. Он всегда осторожничал. – Надо перестраховаться.

В Элле начинало подниматься возмущение. Опять двадцать пять!..

– Если лампочка будет «молчуньей», остаётся тривиальное решение – использовать нейроцвет в качестве индикатора, – рассуждала UX-дизайнер Аня. – Игрушка будет менять оттенок в зависимости от эмоций ребёнка.

– Только стоит учитывать спектр цветовых предпочтений, ведь особенные дети могут по-разному воспринимать цветовую палитру из-за нейропсихологических особенностей, – возразил психолог.

– Мы можем дать лампочке возможность запоминать предпочтения ребёнка, – высказалась Элла. – Например, если мальчик чаще радуется, когда лампочка светится голубым, она будет использовать этот оттенок. И надо сделать так, чтобы лампочка не просто реагировала, но и учила этому мальчика! Например, родитель говорит: «Я рад!», и лампочка светится, скажем, жёлтым. Со временем ребёнок начнёт понимать связь!

– Игрушка должна снижать всплески эмоций, а не обучать им, – отрезал Корней.

– Я думала, мы делаем друга, который поможет мальчику, а вы предлагаете создать банальный… «антистресс-гаджет», мигающий нужным цветом! – возмутилась Элла.

– Вот именно! А что особенного тогда будет в этой лампочке, кроме формы, если она даже говорить не будет? – поддержала новый менеджер продукта Лилия. У неё был звонкий голос, который бил по ушам тугой струёй. – Коллеги, мы не просто игрушку создаём! Она призвана продемонстрировать всю инженерную мощь крупнейшей в стране компании, а потому должна выглядеть дорого и быть технологичной! – напоминала девушка. Сколько страсти было в её голосе!

Элла похлопала в ладоши:

– Спасибо, Лиля!

Пусть менеджер продукта поддержала её не из солидарности, а в своих профессиональных интересах, что и доказала следующей репликой:

– Люди должны захотеть, нет, возмечтать заказать такую же игрушку для своих чад ещё до того, как поймут, зачем вообще им нужна огромная лампочка-робот!

– Лилия, в первую очередь нужно думать о том, чтобы у столь значимого человека, как господин Калиновский, не возникло нареканий, – осадил Корней. – Тогда можно будет рассчитывать на финансирование какого-нибудь другого проекта!

«А в чём между ними разница?» – тоскливо подумала Элла.

– Будем программировать игрушку на принципах машинного обучения, – подал голос Паша. – Создадим алгоритм, который будет не только запоминать, какие цвета успокаивают ребёнка, но и адаптироваться в зависимости от истории взаимодействий. Чем больше данных мы соберём о ребёнке, тем точнее будет реакция. Это позволит игрушке выстраивать более персонализированное общение, опираясь на опыт. Через месяц использования лампочка сама предложит родителям рекомендации по взаимодействию с ребёнком, основываясь на накопленных данных.

– Я думаю, игрушке нужно сделать руки! – вдруг выпалила Лиля. Все повернулись в её сторону. Нет, неправда. Многие и до этого смотрели на девушку. Кроме Павла. Тот всё время исподволь поглядывал на Эллу. Лиля выглядела как человек, нарисованный нейросетью. В ответ на умение людей создавать совершенных роботов природа вылепливает идеальных людей. Только прекрасная Лиля считала себя заложницей образа и жаждала доказать миру (если верить психологам, то на самом деле маме и папе), что она не только эффектная девушка, но и личность. Поэтому на совещаниях показывала свою значимость, произнося пафосные лозунги или выдвигая причудливые идеи. Над ней тоже беззлобно подшучивали.