Боже, когда я заткнусь? В душе пульсировал стыд, я делилась слишком личным. Но почему-то не могла замолчать.

– Извини, я хотела спросить…

Сейчас спросит, спали ли мы вместе.

Это любопытство я видела в глазах окружающих, словно у них другого дела нет, кроме как в постель ко мне лезть. Всем интересно, в каких позах мальчики пообщались со мной после похищения.

– Хотела спросить… Почему ты вернулась домой? Если тебе хорошо там было?

– Почему? – от неожиданности я усмехнулась. – Я поумнела. Поняла, что так жить нельзя.

Потому что любви на троих не бывает. Вот почему.

Не может быть счастья втроем. Втроем – это ни с кем.

А еще, потому что… Впрочем, не стоит об этом. Не хочу рыдать в машине, у сестрицы на глазах.

Да и дрались они, чего скрывать. Однажды Зверь слишком откровенно приласкал меня на глазах у брата, а мне так хорошо стало, что я как кошка попросила еще. Это вызвало агрессию в Руслане – мгновенную, яростную.

После этого они друг на друга кидались, хотя оба меня не покинули.

Ладно, какая разница. Скоро будем в городе. Мы уже были у поворота к забегаловкам, на обочине стояли несколько «феечек» – мало одетых девушек, худых и замерзших. Они курили и ждали, пока подберут.

– Оливия…

Ну вот, опять.

Чтобы прервать разговор, я включила музыку. В салоне загрохотал рок. Кажется, о любви пели. Забавно, столько тем на свете, а поют об одном и том же. Наверное, потому что любовь всех волнует: панков, готов, рокеров. Даже «бабочек» с ночных дорог. Просто врут, что нет.

А во мне после смерти мамы любви осталось так много, что хватило ее на двух мужчин.

И их легко было любить. Тогда и я была другой, такой наивно-злобной одновременно, что просто прелесть. Я влюбилась в них, как звереныш, которого подобрали с улицы. От души, преданно и сладко.

Мне кажется, за это они полюбили меня в ответ.

В моей жизни было так мало тех, кто мог любить, что их любовь поразила меня до глубины души. Я была кому-то нужна. Мама меня любила, но это было давно. После ее смерти я стала всем мешать, как это случается с чужими детьми.

А любовь – это такое сладкое чувство, что только ради него можно жить. Я была шокирована и очарована. Может и дура, зато счастливая.

Помню, как растрогала Зверя в первый день.

Они привезли меня в «Авалон», бросили в комнату наверху. Там отличная звукоизоляция, я не слышала грохот музыки. Я тогда понятия не имела, что это клуб, думала, эти хоромы – дом одного из них.

Мне показалось, что это какое-то невероятное богатство. Красное шелковое белье и кровать с балдахином меня поразили. А еще – столик из черного стекла. Двухъярусный, низкий, с серебряной окантовкой – я таких никогда не видала. На нем стояла тарелка с двумя кексами и чай. Один кекс я сразу съела, а второй спрятала.

Но уронила по дороге, и цветная посыпка разлетелась по полу.

Когда вошел Зверь – со своим любимым ножом в гибких пальцах, я ползала на четвереньках, собирала посыпку и по крошечке отправляла в рот. И не остановилась даже под его взглядом – очень вкусная была.

Он остолбенел, как увидел.

– Ты что делаешь? – расхохотался он. – Рус! Иди, смотри, она с пола ест! Ты голодная?

В тот вечер я наелась досыта и влюбилась в Зверя, потому что он за это ничего не попросил.

Но тот, кто не голодал, меня не поймет.

Я их любила. Чесала Зверю спину, когда подлизывалась. Руслану делала массаж. Ухаживала, если кто-то бывал ранен. Успокаивала. Мне безумно-сильно хотелось быть нужной, такой у меня была любовь.

Мы возились в той самой кровати с балдахином. Иногда втроем. И счастья моего было так много, что оно летело впереди меня, когда я шла по темным коридорам «Авалона». Иногда похищение, это не похищение, а эвакуация. Вот так.