Полк добровольцев оказался в стороне от битвы, во второй линии левого фланга. Вся первая линия уже вступила в бой, на подходе была и вторая линия правого фланга и даже остававшаяся в резерве конница, а они продолжали стоять, оставаясь безучастными свидетелями этой резни. Внезапно по ним хлестнули выпущенные откуда-то с тыла талланцев стрелы. Несколько человек застонало от боли, несколько, в том числе сосед Александра по шеренге, упали замертво. Саша вздрогнул от неожиданности и повернулся – человек был уже мёртв, стрела попала в незащищённое горло. Мёртвые глаза, не мигая, смотрели в небо, из уголка рта медленно сочилась кровь.
– А-а! – он отшатнулся в сторону, едва не сбив Эйнара с ног.
На него тут же зашикали, толкнули – Саша наступил на руку мертвеца, неловко подпрыгнул, едва не упав.
– Что с тобой, успокойся, – донёсся до него сквозь шум сражения голос десятника. – Скоро пройдёт… Хм, да ты бледен, как поганка.
Александр ничего не ответил, он лишь тяжело дышал, стараясь справиться с подступившей к горлу тошнотой. Тем временем позади поднялось ещё несколько вымпелов.
– Полк! – раздался зычный голос Эллирия, перекрывший даже шум боя. – Щиты сомкнуть! Вперёд!
В ответ раздался рёв, подобный звериному, и полторы тысячи бойцов ринулись в круговерть схватки. Полк ударил в никак не поддающийся левый фланг талланцев, стараясь смять его и прорваться к переброшенному через реку мосту.
Нестройные шеренги добровольцев ударили как надо. До сих пор стоявшие непоколебимо ряды врага отшатнулись в сторону от остро отточенных копейных наконечников, попятились, не забывая, всё-таки, отмахиваться мечами, ловко перерубая попадавшиеся на пути древки.
– Копьё дай! – услышал Александр, и в тот же миг стоявший впереди него человек выхватил из рук копьё взамен своего перерубленного.
– Очнись! Щит выше! – гаркнул на ухо Бирнезий и легонько стукнул кулаком по шлему.
Саша вздрогнул и быстро прижал щит к груди. В тот же миг стоявший перед ним солдат с криком бросился назад, зажимая рукой выбитый глаз. Налетев на Александра, он упал на колени и быстро пополз на четвереньках прочь. Застывший в ужасе, Саша проводил раненого немигающим взглядом. Но раздавшийся мгновение спустя предостерегающий оклик вывел его из оцепенения, он повернулся вперёд и увидел перед собой перекошенное в ярости, забрызганное кровью лицо врага. Рука сама подняла щит, отбив удар меча сверху. Между тем правая рука лихорадочно пыталась вытащить из ножен меч. И вдруг враг исчез, а вместо него перед глазами появилась широкая спина Бирнезия. Через мгновение тот повернулся, держа у щита залитый кровью до эфеса клинок.
– Бери свой меч, или тебе конец!
Рука, наконец, вырвала оружие из ножен. Справа возникла пустота, в которую шагнул здоровый как медведь, высокий талланец с всклокоченной, окровавленной бородой. Он махнул своим топориком – Александр пригнулся, подняв над головой щит. Лезвие секиры ковырнуло толстую бычью кожу, развернулось обухом вперёд, едва не вырвав рукоять из руки. Этого мгновения хватило, чтобы сделать полшага в сторону, к незащищенному щитом боку противника и… Рука сама завершила начатое. Пока сознание противилось, кричало – «Нельзя убивать!», она послала остриё под рёбра врага. Меч со скрежетом пробил пластину из тонкой бронзы и вошёл в тело. Струйка крови потекла по лезвию, и Александр, вздрогнув, вырвал клинок из раны, провожая взглядом падающего под его ноги врага. В душе смешались страх и отвращение, ненависть к себе и крик оправдания: «Я защищался! Если не я, то он бы убил меня!» Но вокруг продолжался бой, взгляд видел искажённые лица, брызги крови над орущей толпой. В тот же миг возникло желание броситься на них и порубить на куски, чтобы все они замолчали. Кровь гулкими ударами застучала в висках. Он крепче сжал меч. Шаг вперёд. Молниеносный удар. Лезвие входит в горло противника, словно горячий нож в масло. Странное чувство, уже не страх и отвращение, а удовольствие. Его рука забрала жизнь врага. Он победил. Жажда крови перевернула душу до основания, помутив на мгновение рассудок. А когда наваждение прошло, когда рассеялся перед глазами туман, Александр бросился вперёд, неся на острие своего клинка боль и смерть.